1. на фикбуке мне сказали, чтобы я разбила фик на несколько глав, потому что 35 страниц в виде одной главы читать неудобно. теперь вот думаю: если повешу эпик на фикбук… хотя вряд ли его там читать будут)
а ещё там на меня три человека подписаны. испугать их и, раза в три расширив, повесить туда, кхе, те 150 слов, про которые я предпочитаю не вспоминать? и я ведь даже знаю, как расширить.

2. вчера, что ли, прочла, что скоро будет 12 Доктор уже. всю ночь почему-то снилось, как 11 уходит, причём при участии Пондов. и во сне бесилась же: опять, опять эти Понды, надоели!! Эйми там ещё кто-то топором зарубил. извинити, это не я, это подсознание

---

Пишет Гость:

07.06.2013 в 00:19

напоминаю о дате

URL комментария

в тредике сидят памятливые скатины, не так ли?
тэг актуален как никагда.

@темы: фандом, о котором не говорят

---

невнятно личное, что ли

если я соберусь всё же ехать в Ростов, то надо будет как-то хорошо морально подготовиться. а то вчера представила себе эту ситуацию, аж закоротило О__О я и в Краснодаре некоторые места по широкой дуге обхожу, а тут уж — целый город.
это ж, понимаете, оказывается, у меня очень прочно эмоции связаны с местами, где я их испытывала. и, короче, всё неоднозначно в этой ситуации.

---

анонимная мазня
я уж думала, что таких меньшинство, но нет, нет.
товарищ говорит: вот, начинающий художник, как-то сильно обосрали, теперь страшно начинать рисовать, хотя скилл подрос. ну и спрашивает: чо делать?
ему в ответ дали 1 (ОДИН) нормальный совет уже два, ок, а остальное: мир жесток, анон, и хороших художников переизбыток, не можешь — не рисуй, не больно надо, ничего нового в мир искусства ты всё равно не принесёшь и т.д.
меня больше всего заинтересовал переизбыток художников. что под этим подразумевается?

внимание, в этом посте не содержится осуждения анонимных сообществ, только осуждение анонимных и неанонимных идиотов.

---

я ненавижу извещения с АО3!

---

я вот очень рада нескольким вещам:
1. что не попала в фэндом Толкина после выхода «Хоббита»;
2. что не попала в фэндом СТ после выхода 12 фильма.
3. что не попала, кхе, ещё в один фэндом ВАЩЕ.
4. и что товарищи-олдфаги из фэдома les mis такие пусечччч адекватные.
ПОТОМУ ЧТО ЭТО НЕВЫНОСИМО ЖЕ.

и про другое. я не слишком в курсе, но судя, например, по некогда бурным обсуждениям этого вопроса и, скажем, по подписи под аватаркой у Астреллы, хэппи-энды в фанфикшене — явление не вполне гарантированное самим жанром. с другой стороны (если говорить об р-центричных и аушных фиках, джен и любой околоканон — дело другое), я не припомню вообще ни одного, чтобы без ХЭ (хотя нет, один припомню, поле него я долго ходила по потолку и думала о жизни, но там, вы понимаете, хотя бы никто не утопился и не уморил себя голодом и тоской, ну). тогда откуда?.. или я просто мало читаю?

---

…как правило, цена предателя (то, что он получает взамен) несопоставимо ниже, чем ценности, идеалы, убеждения, которые он предает.

это мне курсовую прислали писать. про предательство.
знали, кому слать.

@темы: Ричард О.

---

товарищи, тут ведь есть фанаты))
какое звание у Райнштайнера? а то невозможно же всё время избегать необходимости упомянуть его звание? и звать то бароном, то просто по фамилии

ответ нашёлся, не в обзоры)

---

точно пришло лето и неадекват ПОЛЕЗ.

сегодня хотела купить пиво, девушко на кассе сообщила, что уже нельзя, т.к. уже 22.10.
я вздыхаю, что жалко, мол. девушко:
— нет, всё правильно. нечего пиво пить.

дофига ценное мнение, конечно
вот скоро выйдет первая серия третьего сезона mad dogs, я куплю пиво, чипсы и буду смотреть)))))

---

вопрос века, короче: ждать ученицу в 10.30, а потом спать или переносить ученицу?.. наверное, разумней ждать, потому что если я засну, то эээ надолго. и хз, как буду себя чувствовать, когда проснусь.

жизнь ужасна))))

---

о-хо-хо, там уже светает
доброе утро.

---

в ночи главное вместо ЛСГ не написать ЛСД.

---

эти милые люди снова явились. теперь она грозит, что её муж нас побьёт.

апд. извините, что поднимаю, но этот маразм выше моих сил. она позвонила хозяйке, пожаловалась на нас, хозяйка позвонила мне, я с порога поинтересовалась, сообщила ли эта милая женщина заодно и о своих угрозах? хозяйка потом снова ей, значит, звонит, а милая женщина в ответ: «у меня нет мужа!» (ну т.е. и угрожать она не могла)
вот што это???

запись создана: 02.06.2013 в 21:34

---

я теперь очень прочно «гаврош» ничего, что в три раза старше))) мимими)

впереди, кстати, адская бессонная ночь с работой и не слишком поздний подъём, так что виш ми лак.

зато после 5 июня, ура, настанет новый мир! кончится режим МНОГОРАБОТЫПРЯМОЩАС

этот пост намекает на «отверженных» не только упоминанием ника

---

ответила на аск.фм на вопрос компьютера про правила для гостей, самой неловко стало я не очень удобный хозяин.

---

там внезапно Айрис из эпика

не в обзоры)

@темы: ОЭ, проект «одинокий», мои картинки

---

Глава восемнадцатая, в которой Пако косплеит Козетту метёт двор, Селина пишет письмо, Марсель смотрит в бинокль, а Ричард стреляет.
предпоследняя нарушу традицию и повешу вечером)


©  astrella

авторы:  гаврош на пионера не похож и  Yves_, а также спасибо Юре за советы
название: Проект «Одинокий»

остальная информация

фэндом: ОЭ
персонажи: канонные
пейринг: канонный основной — алвадик, но также и разные другие, в том числе могущие сквикнуть
жанр: ау, немножко антиутопия, детектив
тип: слэш
рейтинг: R
статус: WIP: 18(19)
саммари: условная середина двадцатого века, Талиг как сверхдержава, которая зашугала остальные страны, Лионель как диктатор. магия из мира никуда не делась, но не торопится обнаруживать себя. а, и ещё есть странноватая психушка, в которой заперт Ричард Окделл и которой руководит Август Штанцлер.

предыдущие главы — по тэгу

обзорам

[L]гаврош на пионера не похож[/L] и [L]yves_[/L] <a href="http://solitary-cyclist.diary.ru/p188632600.htm">продолжают</a> фик «Проект «Одинокий», модерн-AU, алвадик, слэш

18. «Les amoureux» (Влюблённые), ок. 14,1 тыс. слов

18. «Les amoureux»

Оллария, дом Рокэ Алвы

Пако подметал уже полчаса и умирал со скуки, а заодно сгорал от зависти к Хуану и остальным, которые сейчас занимаются чем-то поинтереснее уборки двора, они уже, может, освободили соберано из Багерлее и везут его домой… Хотя вряд ли домой, Пако так повезти не могло, они поедут к маршалу Савиньяку — и вместе станут освобождать Олларию от… другого Савиньяка. на мгновение мысль о сходстве и различиях братьев, а также о сложной ситуации, в которой, по идее, оказался маршал Эмиль, отвлекла Пако от печальных мыслей о несправедливости судьбы, но тут раздался гулкий удар в ворота, за ним последовало отчаянное тявканье. Пако, бросив метлу, помчался к небольшой калитке сбоку от ворот, торопливо нащупал в кармане ключ, отпер калитку и выскочил на улицу. То, что Пако увидел, искупило все одинокие страдания юного кэналлийца, лишённого революции: на газоне возле ворот лежал дор Рикардо в лохмотьях, худющий, с ногами в крови, но совершенно определённо дор Рикардо! И вокруг него с тявканьем прыгал чёрный щенок, такой же худой и на вид не слишком жизнеспособный, да ещё с перевязанной лапкой, но всё равно прыгал и тявкал.
Первым порывом Пако было кинуться вызывать скорую, но почти сразу же он остановился. В городе беспорядки, вон, даже по радио об этом говорят, скорая может попросту не доехать. А тут помогать надо быстро.
Оно подошёл к лежащему на земле дору Рикардо и присел рядом, чтобы проверить, жив ли тот вообще, убедившись, что дор просто без сознания, Пако задумался. Он, Пако, на целую голову ниже, наверное. Как же перенести больного в дом? Позвать кого-то из слуг? Кто-то же остался, не только он.
Пако снова вскочил на ноги и кинулся в дом, прихватив щенка, которого и сам он мог отнести. На щенка-то сил хватит.
На кухне сидел Нанду, главный повар. Он тоже, наверное, чувствовал себя несчастным, потому что его не взяли штурмовать Багерлее. Но его-то не взяли потому, что он в ворота Багерлее не пройдёт, тут-то дело ясное!
— Нанду, — крикнул по-кэналлийски Пако, — помоги мне, пожалуйста!
— Что? — краснолицый Нанду вскочил на ноги и побледнел. — Что? Они пришли? Мы осаждены?
— Осаждены?.. Нет, там другое. Там, — Пако перевёл дыхание, — дор Рикардо. Помнишь его? Он гостил у соберано.
— Но…
— Некогда! Помоги!
Уже на бегу Нанду продолжал пыхтеть:
— Хуан запретил, он нам шеи свернёт! ты же слышал, что он о доре Рикардо говорил!
— Прямо за воротами, — не обратив внимания, выпалил Пако.
— Нет, — твёрдо сказал Нанду, когда они уже стояли над дором Рикардо, — я не буду, Пако, так нельзя. С минуты на минуту соберано вернётся — и пешком нам после этого на Кэналлоа чухать, не посмотрит соберано на верную службу и на… особенности…
— Нанду! Не трусь! Не бросать же дора Рикардо тут! Ты думаешь, соберано или Хуан порадуются такому цветочку на клумбе?
— Ну, может, он сейчас очнётся и пойдёт по своим делам? — неуверенно предположил Нанду, а Пако выразительно покосился на сбитые в кровь босые ноги дора Рикардо.
Потом он присел и попытался сам поднять дора Рикардо с земли. Получилось не слишком. Ему едва удалось сдвинуть его с места. Какие люди тяжёлые однако!
— Нанду, — в голосе Пако послышалось отчаяние, — скажешь, что я тебе угрожал! Пожалуйста! Или я правда начну угрожать!
Непонятно, что убедило Нанду, но, помявшись, он присел и легко поднял на руки дора.
— Нанду! — удивлённо воскликнул Пако: — Я не знал, что ты такой сильный!
— Чугунные котлы потяжелей этого цыплёнка будут, — буркнул Нанду, — будешь мне неделю на кухне помогать, понял?
— Понял! Понял! — радостно завопил Пако и побежал следом.
Надо было не забыть запереть калитку, подобрать метлу и накормить щенка.
Нанду уложил дора Рикардо прямо на маленький диванчик в холле.
— Дальше я его не понесу, — тяжело переводя дух, сказал он. — И тут хватит. Принеси аптечку!
Пако побежал за аптечкой и по пути заглянул к себе в комнату, где оставил щенка. Тот уже успел напрудить лужу возле двери. То ли от страха, то ли от радости. Пако поморщился от запаха, но решил великодушно не ругаться: ещё не известно, как бы вёл себя сам Пако в такой ситуации и не напрудил бы он тоже лужу, да побольше этой!
— Скоро принесу поесть, — заверил он щенка и пошёл в холл, где Нанду шлёпал по щекам дора Рикардо.
— Так, нужен нашатырный спирт, — деловито заявил Нанду.
— Нашатырный… о, вот он!
Пако протянул пузырёк и спросил:
— А зачем?
— Живо в сознание приведёт.
И в самом деле: едва только Нанду поднёс к носу совершенно бледного дора Рикардо смоченную в нашатырном спирте ватку, как тот открыл глаза и аж подпрыгнул на своём диванчике. А потом сел и стал дико озираться вокруг.
— Ой, вы живы! — захлопал Пако. — Нанду, спасибо!
— Нечего благодарить, — проворчал он. — За тобой всё ещё неделя на кухне. И это не считая твоих прямых обязанностей.
— Где… где я? — хрипло произнёс дор Рикардо. — Это же не дом Рокэ… Алвы?
— Вы меня не узнаёте? — Пако чуть не смеялся от радости и облегчения. — Я Пако. И это, правда, дом соберано.
— Как я тут очутился? — дор Рикарду уставился на свои ноги, будто их впервые видел. — И что это… почему я…
— Вы, наверное, — влез Нанду, — шли долго. И босым ещё. Зимой это не очень полезно.
— Вы есть хотите? — спросил Пако. — Нанду вам сделает. А я пока… я пойду щенка накормлю.
— Какого ещё щенка?! — зашипел Нанду, отворачиваясь от дора. — Тебе этого ненормального мало, так ещё щенка, чтобы Хуан нас с тобой точно выставил?!
— Потом, Нанду, потом! Никто нас не выставит! За щенком я пригляжу!
Последние слова Пако выкрикивал уже на бегу, спеша за едой на кухню.
Собрать еды щенку оказалось совсем просто: в холодильнике лежала вчерашняя варёная говядина, предназаначенная для слуг, потому что соберано такую еду презирал. Хотя готовили и для соберано, которого, правда, уже столько дней дома не было. Но он же мог в любой момент вернуться! Голодным! Не заставлять же его ждать тогда!
Пако отрезал от большого куска несколько маленьких кусочков, а ещё прихватил блюдце, бутылку молока и мокрую тряпку для лужи — и понёс всё это к себе.
Полюбовавшись немного на то, как щенок с рычанием уминает говядину, Пако принялся вытирать с пола, то и дело морщась от ужасного запаха.
Щенок со своим делом управился намного скорей, чем Пако со своим. И, судя по всему, принялся выпрашивать ещё еду. Но много есть сразу после долгой голодовки нельзя. Это Пако и сообщил щенку. А потом подумал, не выпустить ли его во двор? Всё равно там все дыры в заборе законопачены, никуда он не выскочит — зато побегает на травке, а заодно и не напрудит новых луж… а снова вытирать за ним и убирать ещё более крупные неприятности Пако не улыбалось. Осторожно взяв на руки щенка и стараясь не давить на раздувшееся пузо, через чёрный ход Пако быстро вынес его во двор, а потом вернулся в холл, чтобы проверить, как там дор Рикардо и не слишком ли Нанду его обижает.
Каково же было его изумление и огорчение, когда он увидел, что на диванчике сидит один Нанду, а дор Рикардо пропал.
— Нанду! — взвыл Пако. — Ты всё-таки выгнал его! Как тебе не стыдно! У дора Рикардо ноги болят!
— Я его не выгонял! — завопил в ответ Нанду. — Он сам ушёл! Вскочил и понёсся куда-то, я только и успел, что отпереть и запереть калитку! Я его задержать хотел, а он меня и не услышал! Чокнутый, глазищи безумные! Что-то про соберано нёс и какой-то яд… или снотворное… я не понял!
Расстроенный Пако подошёл к дивану и, увидев, что там осталась ватка, смоченная нашатырём, задумчиво подобрал её и машинально поднёс к носу.
На глазах тут же выступили слёзы, а в нос будто кто-то ударил изнутри:
— Ох! — выдохнул Пако.

****

Оллария, дворец Верховного Протектора

«16.00 — звонок по прямому телефону Верховному Протектору. Студенты захватили телецентр». Селина отложила ручку и закрыла записную книжку. Записи в ней велись в течение нескольких месяцев, хватало на полгода, таких книжек уже было три, эта — четвёртая. Аккуратные записи, каждая страница разделена на четыре части — дата и время, событие, характеристика, заметки о проведении. Иногда спокойное течение распланированного дня прерывал такие вот записи только в трёх из четырёх граф, и тогда её почти мучала оставленная незаполненная графа. Телефонный звонок прервал Селину, которая раскладывала на столе бумаги и ручки в правильном порядке — по бокам от печатной машинки. Особенно важные документы хранились в поддоне ящиков этого же стола, а ящики были закрыты на ключ, всегда находившийся при Селине. Единственным напоминающим украшение предметом на столе было пресс-папье в виде фигурки оленя, бронзовая тяжёлая фигурка, которой очень удобно прижимать только что отпечатанные листы приказов, уведомлений и остального. Два года назад — у Селины в записной книжке того полугодия стояла точная дата события — когда Верховный Протектор выбрал дочь Арнольда Арамоны на должность своего секретаря, мать Селины почему-то не слишком обрадовалась, а когда увидела этот стол, тогда ещё пустой и с зачехлённой печатной машинкой в углу, сказала, что можно будет его чем-то украсить, например, цветком в вазе. Но ваза бы помешала работе, а срезанные цветы Селина не любила.
Верховный Протектор снова стоял у окна, когда Селина вошла в его кабинет. Второй раз за день, будто ждёт чего-то или слишком задумчив, чтобы вспомнить о делах и сесть за стол.
— Селина, — сказал он, и она вздохнула чуть менее ровно, зная, что этого не заметно. Сегодня странный день. Она взяла записную, быстро отмечая время и приказ. — Позовите протектора Колиньяра. Пусть немедленно явится. Я передам ему полномочия по усмирению бунта в Олларии. После этого меня не беспокоить до утра.
— Да, Верховный Протектор.
На пороге она снова не удержалась и на мгновение обернулась. Преступная слабость, как могло бы показаться со стороны, но она должна была… Лионель Савиньяк смотрел на неё, как и утром. И в глазах у него было что-то, похожее на прощание.
Вызвав по телефону протектора Колиньяра, Селина секунду помедлила, прежде чем убрать ладонь с трубки, но потом отдёрнула руку, вместо этого взяла записную, открыла на середине, где были абсолютно чистые листы, и что-то быстро стала записывать поперёк линеек.
Через двадцать минут — на четыре минуты позже, чем требовал Протектор, — в приёмную явился Колиньяр. Несколько листков из записной книжки к тому времены были уже выдернуты и сложены вчетверо, а Селина аккуратно перекладывала на стол документы, касающиеся личности протектора Колиньяра. Не самые секретные, не самые важные — там содержалась информация известная большинству сплетников и любителей программ новостей: о начале его карьеры, о проблемах с сыном, о том, что во Дворце хором считают Колиньяра посредственностью, но в глаза ему, конечно, никто не говорит. Не важные документы. Но все они должны быть на столе у Протектора, даже если он сегодня и не вспомнит об этом.
Собрав документы в ровную стопку, Селина подошла к двери кабинета Протектора. За долгие месяцы работы здесь она научилась распознаваться настроение и состояние тех, кто говорил с Протектором. Чаще всего они испытывали страх, иногда панику, иногда — гордость или радость от возможности говорить с Протектором. Очень редко — спокойствие. Почти никогда — равнодушное безразличие. На последнее — на памяти Селины — был способен герцог Алва, который в последние месяцы, казалось, ненавидел Протектора, но умело скрывал эту ненависть. А ещё — и тут Селина чувствовала недоумение — герцог Окделл. Во время последней его аудиенции у Протектора Ричард Окделл будто бы оттолкнул Протектора, не прилагая к этому особых усилий, обошёлся этим самым усталым безразличием в голосе, вежливой незаинтересованностью, гораздо более искренней, чем у герцога Алвы. Это было странно и неестественно, так упрямо игнорировать Протектора, которого можно было или сильно любить, или всей душой ненавидеть и бояться, но не отворачиваться равнодушно, когда он так близко и настолько заинтересован, пусть даже в том, чтобы убить или свести с ума. Какая разница, если сойдёшь с ума или умрёшь от рук и по тонкому расчёту Лионеля Савиньяка.
Сейчас ужас Колиньяра пропитал даже дверь. Хотя, конечно, протектора можно понять — поручение, которое собирался дать ему Верховный Протектор, не могло не вселять ужас. Не испугался бы разве что герцог Алва. Но именно поэтому его Лионель Савиньяк никогда не попросил бы об этом.
Селина постучала и сразу толкнула дверь.
— …переходят под ваше командование.
— Но это же…
— Огромная ответственность, верно, — его голос звучал как всегда — отстранённо, спокойно и убедительно. — И широчайшие полномочия, граф. Полагаю, вы умело распорядитесь и тем, и другим. Однако все должны знать, что вы действуете от моего имени. Любая другая информация, как вы понимаете, будет стоить вам жизни, вне зависимости от успешности выполнения вами поручения. О, Селина.
— Документы, которые вы поручили мне отобрать.
Папка тяжело опустилась на стол, за которым сидел Лионель Савиньяк. Колиньяр даже не присел — он стоял за креслом, вцепившись в его спинку.
— Отлично. Благодарю. — На мгновение его чёрные глаза встретились с её глазами. — Не уходите, Селина. Вы мне ещё понадобитесь.
Она кивнула и замерла в нескольких шагах от стола. Колиньяр, кажется, хотел возмутиться, но смолчал. Что бы ни думали все об отношениях, связывающих Верховного Протектора и Селину Арамону — а судя по доходившим до неё сплетням, думали о них многое — одно было верно: он ей полностью доверял, а она никогда не обманывала это доверие. Поэтому о чём бы ни говорили сейчас Протектор и Колиньяр, она вполне могла это слышать.
— Господин Верховный Протектор, — подал голос граф Колиньяр, — позвольте…
— Да?
— Позвольте уточнить… — Костяшки пальцев, сжимающих спинку кресла, побелели. — Ваш брат… принимает участие в… событиях.
Договорить не вышло. Бледный Колиньяр испуганно глядел на Протектора, надеясь, видимо, что тот догадается о сути просьбы и ответит на невысказанный вопрос. И Протектор заговорил, медленно, тщательно проговаривая каждое слово:
— Вас неверно информировали, господин протектор по внутренним делам. В, как вы выразились, событиях, — губы Лионеля Савиньяка едва заметно скривились, — а по сути, в бунте принимают участие оба моих брата. Но это не существенно. Если они будут захвачены живыми, обращайтесь с ними как с одним из участников и главарём бунта. Судить и приговорить к расстрелу.
«Главарём». Селина кивнула собственным мыслям. Тех, кто начал всё это, нельзя называть «лидерами», потому что лидер в Талиге один — и это Верховный Протектор.
Тем временем он договорил:
— Кстати, позвольте личную просьбу. Маршал Дьегаррон и полковник Ноймаринен уже приговорены. Поэтому их осталось только расстрелять. И их я желаю видеть только среди убитых, но не среди пленных.
Колиньяр не без труда отпустил кресло.
— Слушаюсь, господин Верховный Протектор. Всё будет исполнено.
Когда господин протектор по внутренним делам вышел, Лионель молча поднялся из-за стола и подошёл к Селине, не слишком близко, но ближе, чем всегда.
— Селина, — он смотрел на неё, как-то почти умоляюще, как-то совсем необычно, — я только раз обращался к вам с личной просьбой. Я не просто так препоручил разделаться с бунтом и бунтовщиками протектору Колиньяру. У меня сейчас есть гораздо более важное для меня лично дело. К этому имеет прямое отношение то, что вы для меня принесли маску Полудня из музея.
Он помолчал, молчала и она, ожидая просьбу, на которую она, конечно же, ответит согласием.
— Селина. — Ей стало больно дышать, каждое его слово убивало, потому что она знала, о чём он сейчас попросит. — Я уйду на… некоторое время или навсегда. До вечера меня никто не должен беспокоить. До вечера, Селина, а потом… или станет не нужно, или я сам позабочусь обо всём.
— Да, господин…
— Нет, Селина, — теперь и в голосе его слышалась мольба, — не надо больше. Если я всё-таки вернусь… нет, я ничего не стану вам говорить теперь. Надейтесь, что я не вернусь, Селина, просите за меня… мироздание.
Горло свело судорогой, Селина смогла только кивнуть, соглашаясь на все его просьбы. И тогда Лионель протянул руку, как будто чтобы коснуться её щеки, но не коснулся, опустил руку, без слов отвернулся и ушёл через боковую дверь кабинета.
Селина подождала только несколько минут, потом повернула ключ в замке входной двери, отключила телефон Протектора, сняла туфли, чтобы ходить ещё неслышнее, и босиком последовала за Лионелем.

****
Оллария, границы города

В двух машинах разместилось полсотни людей. К границам Олларии маршал Савиньяк отправил их не для того, конечно, чтобы эти границы захватывать. Рыскавшие по всему городу люди Шеманталя доложили, что все въезды охраняются, причём каждый — не одной сотней человек. Пытаться вступить с ними в сражение было бы самоубийственно. Но также разведчики донесли, что северный, ведущий к Ноймарской трассе, выезд, как раз ближайший, охранялся отрядами под командованием генерала Шлиссенхоффе, с которым Жермон когда-то служил вместе и был дружен. Норман Шлиссенхоффе не походил на тупологового патриота, и, вероятно, его можно было убедить перейти на сторону восставших. Объяснив, скажем, что те вовсе не занимаются свержением законной власти, а наоборот — восстанавливают её. Вооружённая поддержка могла понадобиться, если Шлиссенхоффе таки окажется тупоголовым патриотом и велит открыть огонь, но в это не верилось или не хотелось верить. Насколько Жермон знал, Дьегаррон и Литтенкетте, которым не сиделось после чудесного спасения буквально за пару минут до расстрела отрядом суровых кэналлийцев, отправились на другие выезды. Маршал Савиньяк был методичен, что Жермону внушало немного больше надежды на счастливый исход творящегося героизма. Впрочем, кто бы иронизировал, сам-то вместе с Ойгеном и остальными тоже из того самого героизма омедведился.
Хотя что там он! За пару минут до того, как Жермон покинул лагерь в катакомбах туда явилась толпа странно одетых людей, которых можно было бы принять за морискипи, если бы не явно преступные физиономии и слишком уж шикарные автомобили.
Из сверкающего как торкский снежок в погожий денёк белого автомобиля вышел смуглый парень в ярко-красном костюме, от которого у Жермона мгновенно заболели глаза. Парень осмотрелся, нашёл взглядом Жермона и, каким-то нюхом определив, что тот командует отрядом, направился прямиком к нему.
— Мы от Алвы, — понизив голос и сверкнув белками глаз, заявил он Жермону. И судя по этому тону, герцог-звезда и ему чем-то насолил. — Я тень
— А я свет, в таком случае, — пошутил Жермон и тут же понял, что сморозил что-то не то, парень вроде как представился. Ну, имя такое своеобразное, мало ли, бывает, сколько в Торке имён уморительных — всех не припомнить, один Райнштайнер чего стоит.
Пришлось извиняться перед насупившимся пареньком со смешным именем и вести его к маршалу Савиньяку, у которого, видимо, были какие-то сведения об этом Тени, иначе бы лицо маршала так не вытянулось бы, он даже отвлёкся от бесконечной баталии с девочкой-Окделл, из-за чего та почти обиделась на безвинного парня с печальным именем.
Парень оказался главарём столичных бандитов, а «Тень» было его титулом. Зачем преступники явились помогать мятежникам — вопрос, конечно, ожидаемый. Но если они от Алвы явились, доверять им можно. Хотя в целом это напоминало дешёвый боевик с участием кэналлийских черноглазых головорезов. Вот кто пришёл от Алвы — сами кэналлийцы, мрачные типы, вооружённые до зубов, чьи красные платки за несколько хорн видны, эти бандиты, одетые, что твои морискипи, подпольщики из Торки — только на обложку книжки «Исследователи севера, или Как я медленно одичал» помещать — герцог Эпине, опять-таки — прядка зелёная, кроссовки красные? В общем, наблюдалась у Алвы тенденция к ярким личностям.
Тем временем дорога вывела их на границу города. Уже можно было разглядеть и противофульгатные рогатки, вкопанные по обеим сторонам от дороги, и фульгаты, перегораживающие саму дорогу, которую, на всякий случай, видимо, перегородили заодно и блестящими под солнцем ежами, и каких-то людей — наверное, дозорных — глядящих в бинокли.
— Вот здесь остановите, — обратился Жермон к шофёру.
Он выпрыгнул из машины и один пошёл к заслону, подняв вверх руки и надеясь, что дозорным не приказали стрелять во всякого идиота с поднятыми руками и явным намерением задурить голову истинным патриотам протекторского Талига, а то не слишком героично выйдет.
— Кто там идёт? — донеслось от заслона.
— Генерал Ариго, — покорно отозвался Жермон. — Я к генералу Шлиссенхоффе по поручению маршала Савиньяка.
Звучало, если вдуматься, безумно: один-неизвестно-кто вызывает генерала известно-какого по поручению другого-Чужой-знает-кого. Ни генерала Ариго, ни маршала Савиньяка уже не существовало, их места заняли два преступника. Но, судя по заминке и по тому, что один из дозорных куда-то пошёл, генерал Шлиссенхоффе был не против встретиться с Жермоном Ариго, призраком генерала.
Оставшиеся дозорные с любопытством изучали Жермона. Тот даже подумал, не подойти ли поближе, раз уж вызвал такой интерес. Впрочем, ему и самому кое-что было любопытно: почему никто до сих пор не арестовал его. Неужели, Норман всё же…
— Герман!
Все сослуживцы с севера называли Жермона на один манер. Норман Шлиссенхоффе исключением не был. Он появился, как обычно, неслышно, между дозорных и шёл теперь к Жермону, переваливаясь с ноги на ногу для большей торжественности. С тех пор, как они виделись в последний раз, генерал Шлиссенхоффе похудел раза в два или три и сбрил усы, а потому Жермон его едва узнал. Но это, несомненно, был его когдатошний приятель.
— Норман, — отозвался Жермон. — Не буду просить тебя звать меня генералом Ариго.
— Ты и не генерал уже вовсе, это я понял. Я другого не понял: зачем ты влип во всё это?
— Ну, скажем, «влип» я с полгода назад, когда Райнштайнера…
— Да знаю, знаю, пришёл приказ о его расстреле — кивнул Шлиссенхоффе, мгновенно посуровев, — и винить я тебя за дезертирство не могу, все знают, что Ойген — настоящий друг, хоть и слишком бергер. Но, Герман, теперь-то зачем? Это же гражданская война, будто тебе на границах стычек не хватило!
— Сейчас на границах спокойно, — пробормотал Жермон, не зная, что ответить на вопрос Шлиссенхоффе. То есть на самом деле он, конечно, знал — да и кто не знал бы? — что говорить, но слова о жестокости Савиньяка, о многочисленных невинных жертвах, о не по праву захваченной власти легко звучали, когда их произносили единомышленники или когда их говорили врагам. Но Шлиссенхоффе не был врагом, но и слепым дураком он тоже не был. И всё же хранил верность Савиньяку, считая угрозу гражданской войны большим злом. На мгновение — всего на одно мгновение — Жермон заколебался. А потом договорил:
— И мне не нравится, что спокойствие это куплено шантажом и заложниками.
Шлиссенхоффе нахмурился ещё сильней:
— Ладно, я понял. Я выслушаю тебя. Но только тебя. Твои люди пусть остаются здесь. Я прикажу — и их не тронут.
Спустя час или полтора, всю дорогу от заслона Жермон прокручивал в голове изрядно затянувшийся разговор с Норманом, убедить которого так и не удалось. Но, во всяком случае, он обещал по возможности держать нейтралитет.
— Ты понимаешь, — сказал он, дёргая себя за ус, — если будет прямой приказ, я не ослушаюсь. Но сам рваться вперёд, если что, не буду.
— Ты уже ослушался, — отозвался тогда Жермон, — был приказ схватить меня, разве нет?
— Нет, — ответил Норман с улыбкой, — был приказ схватить мятежника Тизо, а ко мне явился некий генерал Ариго — что ж я генерала хватать буду?
— Ты прямо отрада Леворукого, Норман, — засмеялся Жермон.
Потом Шлиссенхоффе зачем-то долго рассуждал о политике Дриксен в отношении Талига, о том, что Гайифа всегда стремилась чужими руками ослабить Талиг, о разных мелких герцогствах, которые со всей готовностью вступали в союзы с врагами Талига, чтобы пакостить исподтишка. Жермон слушал в недоумении, иногда возражал, иногда с неохотой соглашался. И только к концу этих рассуждений вдруг понял их причину:
— Норман, кошки тебя загрызи, ты пытаешься меня разубедить!
Шлиссенхоффе сбился и стал внезапно похож на мальчишку, которого поймали на чём-то непотребном.
— Привожу свои аргументы, — невнятно пробормотал он.
— Да понятно всё это, — махнул рукой Жермон, — и внешняя опасность, и внутренний раздрай, но как, не рискуя потерять руку, лезть в пасть Зверя за жемчугом? А ведь хочется жемчуга, хочется, чтобы Талиг был страной с будущим, нацеленным на мир, а не на бесконечное перетягивание каната: они нам — фульгаты, а мы им — «Ирэну», они нам — свою «Ирэну», а мы им… Ну, знаешь, а мы им — ничего, потому что к тому времени деньги у нас закончатся, провалится под землю ещё какая-нибудь провинция, начнётся настоящая эпидемия, экономический кризис и, в результате, тот самый гражданский бунт, перерастающий в войну, которую ты так боишься, только во главе не будет ни умницы Эмиля Савиньяка, ни Рокэ Алвы, а тот хоть и сволочь, но толковый, только сейчас кошки знают где… В общем, Норман, ты понял. Мясорубка будет, гражданская война двух ызаргов в мешке. Так что считай, что сейчас это законная, уверенная и подкреплённая фульгатами претензия к власти Протектора.
Норман не перебивая выслушал Жермона, а потом сказал, что своего решения не переменит: будет до последней возможности держаться нейтралитета.
На чём и разошлись, обнявшись перед этим.
Лучше всё же так, чем прямая угроза, открытая враждебность и так далее. Лучше нейтралитет, в конце концов, Норман только верен присяге, но хотя бы не слепо. Нельзя же обвинять скалу в том, что она стоит на пути у всадника. По крайней мере эта скала не окажется вулканом — и то всадник благодарен. Ладно, задание можно считать исполненым, теперь можно главное было успеть к Дворцу, пока всё самое интересное не кончилось… чем бы оно ни кончилось.

****

Оллария, квартира Имре Бибока

Альдо мерил шагами квартиру с того самого момента, как ушла Матильда. Всё происходившее, по чести, напоминало дурной фильм ужасов: рано утром уехал Бибок, а ближе к вечеру — Матильда. И никто, похоже, не собирался возвращаться. Бибок, правда, отправился по работе, да и был он вполне законопослушным, никуда не вмешивающимся жителем Олларии, которому нечего бояться мятежников, патрульных или даже самого Протектора. Потому ему, наверное, ничего не грозило. Матильда же до обеда сидела словно на иголках, то и дело выглядывала в окно, потом принималась ругаться вполголоса — и Альдо потом проверил: ничего особенного она в окне увидеть не могла, разве что Данар вдалеке, потому что окна квартиры Бибока смотрели на набережную. Подозрительным было уже то, что ругалась она тихо. Альдо даже спросить попытался, в чём дело, но в ответ получил тычок в бок и новую порцию брани полушёпотом. Так протянулось несколько часов, и Альдо уже казалось, что он вот-вот спятит. Он бы и рад был побегать кругами вместе с Матильдой, но совершенно не понимал, что за причины.
Мэллит тоже ничего не понимала, но всё слышала и видела: она, несмотря на усилия Матильды, в конце концов всё-таки разволновалась — Альдо об этом догадался, присмотревшись к книге, которую она читала вверх ногами.
— Ну, как тебе подарок бабушки, Мэллит? — спросил тогда он, а она вздрогнула, посмотрела на него, потом моргнула и ответила:
— Я только начала, но мне нравится…
— Что тут понравиться может? — пробормотал Альдо: книжка была о том, как правильно рожать.
Чтобы хоть как-то успокоиться, потому что от Матильды и Мэллит было ощущение, что волосы дыбом от электричества встают, Альдо поплёлся включить телевизор.
«…трансляцию из телецентра Олларии. В эфире с вами я, Суза-Муза, граф Медуза из Путеллы. Возможно, вы думали, что я выгляжу более эффектно, но придётся терпеть, что есть, потому что у меня для вас новости…»
Альдо, изумлённо моргая, смотрел на того санитара Святой Октавии, который шатался по больнице, не выпуская из рук приёмника. Но не показалось ли? Нет, не показалось — точно он. И голос его, и светлые волосы, которые как будто прилипли к черепу, и выпуклые глаза. А главное — чёрный халат, в каких ходят санитары.
— Я его знаю! — воскликнул Альдо, а Матильда на него шикнула. Ей, что ли, интересно слушать, что там этот «граф» рассказывает? Хотя она вечно смотрит новости…
«…эта ложь и то, что мы все в неё так легко поверили, выдаёт в нас оглохших и ослепших баранов, которых ведут на убой, а они даже не сопротивляются, потому что до этого им дали пощипать травку на лужайке!»
…но это не слишком-то походило на новости! На бред сумасшедшего — точно, на новости — едва ли. Альдо под «кредой» такой мог часами гнать, но в эфир, однако ж, не рвался. Хотя, может, и рвался, он точно не помнил теперь. Он уже столько дней «креды» в глаза не видел, а всё бабка с её навязчивой идеей поженить их с Мэллит! Не выпускает из дому хоть с какой-нибудь приличной суммой в кармане, читает нотации, вот разве что книжку ему ещё не придарила. «Как строить семью», например. Дважды Альдо пытался ускользнуть, но дважды попытка проваливалась. Хотя даже мысль о женитьбе вселяла такую панику, что на мечты о «креде» даже сил не оставалось.
— Так вот оно как, — мрачно заявила Матильда, когда из телевизора донеслись несвязные крики и выстрелы.
— Первородная, — пискнула Мэллит, выглядывая из-за книги, ни одну страницу которой она так и не перевернула пока, — не ходи, там убивают.
— Именно! — Матильда, которая как будто ждала этих слов словно сигнала, вскочила на ноги и заметалась по комнате в поисках своей огромной сумки.
— Ты о чём? — ошарашенно спросил Альдо, хотя уже всё понял, но по-прежнему не верил, что Матильда повелась на чушь из телевизора.
— Там переворот, балда! — крикнула Матильда. — А я здесь кукую!
— Но…
— Молчите все! — приказала Матильда, с трудом переходя на менее громовой тон. — Вы оба остаётесь здесь, ждёте меня и никуда не выходите. Ясно тебе, Альдо? Оставляю крошку на твоё попечение, если с ней что-то случится, я вернусь, найду тебя и продам в Гайифу!
— А, — сказал Альдо, полностью и сразу поверив в искренность угрозы, таким решительным тоном Матильда это произнесла. Хотя вообще-то торговлю людьми в Золотых Землях давно запретили.
— Я в город. Выясню, что там происходит, вернусь поздно. Возможно, завтра, — продолжила Матильда, запихивая в сумку кухонный нож и откуда-то взявшийся пистолет. — Никому не открывайте!
Уже на пороге, обернувшись к Альдо, она заявила, что ей нравится столица, потому что здесь «не заскучаешь!».
И она-то, думал Альдо, когда дверь за Матильдой захлопнулась, точно скучать не будет, а вот им с Мэллит что делать? О безопасности бабушки он почти не волновался: она не из тех, кто, попав в неприятности, может сильно пострадать! Это другие пусть за себя опасаются, если с ней столкнулись. Но вот что делать им с Мэллит? Эх, сюда бы какую-нибудь книженцию от Матильды вроде «Вы оказались в столице, где происходит Чужой-знает-что — руководство к действию». Но такой книжечки не было, а «100.000 алатских анекдотов» или «Как правильно рожать» тут точно не помогут. Хотя анекдоты…
— Мэллит, давай я тебе анекдоты почитаю? — не дожидаясь ответа, Альдо схватил брошюрку и принялся вслух зачитывать, не оставляя пауз для смеха, но Мэллит всё равно фыркала.
Впрочем, надолго его не хватило. После десятка анекдотов он швырнул книжку в угол и стал мерить квартиру шагами, а Мэллит сидела всё в той же позе на диване и следила за ним, а потом неуверенно сказала:
— Альдо сейчас похож на мать своего отца.
— На кого?
— На первородную Матильду, — пояснила Мэллит, чьи щёки порозовели от недавнего смеха, хотя тревога из глаз и не пропала.
— Ты могла бы сказать просто «на бабушку», — бросил Альдо и вдруг замер. А ведь он мог бы поступить, как Матильда! Тоже уйти отсюда — но, скажем, не для того, чтобы ввязываться во что-то, — Альдо неуверенно посмотрел на побледневшую Мэллит — а, например, чтобы найти способ уехать из Олларии. Не все же дороги перекрыли! Наверняка найдётся какая-нибудь… была бы машина хорошая! Можно даже эту пигалицу с собой взять. Если они сбегут, он, конечно, не женится, но не бросать же её здесь!
— Слушай, Мэллит, — осторожно начал он, — тебе не кажется, что здесь как-то слишком опасно?
— В доме не опасно, — тихо сказала она, — его хозяин — человек уважаемый и достойный. Надо только дождаться его возвращения. И возвращения ма… бабушки Альдо.
— Вот именно, — с готовностью поддакнул Альдо, — тут не опасно. Но во всём городе опасно! И рано или поздно эти ненормальные и сюда явятся. Надо пользоваться случаем и…
— Альдо хочет последовать за бабушкой? — опуская глаза, спросила Мэллит.
— Не… совсем. Я хочу найти машину, на которой мы сможем уехать из города. Куда-нибудь, где тихо. На юг! Ты хочешь снова к морю, а? Не в Агарис, конечно… в Кэналлоа! Хочешь, я тебя в Кэналлоа отвезу? Даже если тут всё вверх тормашками полетит, там тихо будет. Их-то точно не тронут.
Не дождавшись ответа, он уже было схватил пальто и шляпу, уже на пороге, обутый, обернулся и заметил, что Мэллит вся аж трясётся от беззвучного плача.
— Мэллит, — неожиданно для себя самого, он почувствовал жалость к ней, такую сильную жалость, что перехватило дыхание, — подойди сюда.
Она встала с дивана, всё ещё опустив глаза, медленно приблизилась.
— Не плачь, — Альдо шагнул к ней и обнял очень осторожно, — я вернусь, я не стану убегать сам. Обещаю!
— Недостойная слышит, — всхлипнула Мэллит, — недостойная не может не верить Альдо.
— Вот и хорошо, — он опустил руки, — закрой за мной и открывай только мне, Имре или Матильде. Хорошо?
— Хорошо, — кивнул Мэллит, утирая слёзы. Дрожащими руками она открыла дверь, Альдо вышел, дверь щёлкнула за спиной.
Мгновение он постоял, а потом побежал вниз по лестнице, пытаясь сообразить, где лучше всего искать подходящий автомобиль.

****

Оллария, улицы

«Только не захватывайте ничего, очень прошу, нам нужны сведенья, а не ещё один телецентр», — такими словами их с Шеманталем проводил Эмиль. Робер заверил, что захватывать они ничего не собираются, всё-таки им обоим не по девятнадцать лет уже давно.
Основная проблема была в своеобразной внешности Робера, точнее в этой проклятущей зелёной прядке, о которой, наверное, успели сказать по всем каналам, пока их Суза-Муза не захватил. Поэтому-то и пришлось Роберу отрезать злосчастные зелёные волосы, теперь на их месте торчал задорный белый ёжик, которого, впрочем, не было видно под чёрными прядями.
Они с Шеманталем взяли машину Джаниса-Тени (странный тип, мрачный, решительный и какой-то совершенно неопасный, хотя и главарь городской банды с дурной славой) и не спеша поехали по улицам.
Люди в большинстве своём, видимо, по домам сидели, на улицах почти никого не было, кроме патрульных, те ходили прямо-таки толпами, вперемешку с собаками и военными.
— Нам ближе к Дворцу надо, — тихо сказал Шеманталь. — Вы дорогу-то знаете, герцог?
— Не надо меня герцогом звать, — хмыкнул Робер. — Лучше по имени. А ещё лучше — Клементом. Дорогу я на карте видел, но, думаю, найду. Да и карта с собой.
— Клемент, хорошо. Я не слишком тут ориентируюсь — не привык к городу-то. Даже по карте. Вроде какая разница, где едешь — город, равнина, но здания эти угнетают меня.
— Могу понять, — Робер вспомнил леса Надора с какой-то странной ностальгией, — мне в лесу очень нравится, например.
— В лесу удобно, — согласился Шеманталь, — если хочешь, чтобы тебя не видели.
— Да, — Робер не мог себя теперь удержать, перед глазами вставали картины, одна за другой: как она, Айрис, плакала на обочине, прислонясь к его плечу, плакала от досады, от разочарования в людях, как потом этим же людям помогала, забыв о себе, о том, что тоже промокла, устала, хочет есть и пить, а коленки содраны, их надо бы хоть промыть, как он тогда принёс чистой воды, поймал Айрис за руку и промыл ранки, а она рассердилась и сказала, что тратить на это воду нельзя. Упрямая девочка.
— Сто тридцать восемь, — высказался вдруг Шеманталь.
— Что? — растерянно вынырнул из воспоминаний Робер. Но тут же спохватился: — А, патрульных.
— Да. Сто сорок уже. Девяносто три солдата. И двадцать собак.
И Роберу стало немного неловко за свои мечты.
— Не так много кварталов мы проехали, — пробормотал он. — А ведь это далеко не всё.
— Верно. Маршал рассчитывает, что они к нам перейдут. Хотя бы часть.
— А вы?
— Я тоже рассчитываю. Многие уже с нами.
— Были вести от Дьегаррона или других?
— И от них, — кивнул Шеманталь. — Только проку не будет, если…
— Матильда! — заорал вдруг Робер и резко дал по тормозам. Машина звизгнула и, дёрнувшись, остановилась.
По улице — по совершенно пустой, если не считать кучки патрульных, улице — в самом деле, шла Матильда Ракан! Её хорошо было видно даже в отблесках фар и сероватом свете осенних сумерек, когда для фонарей ещё слишком светло, но цвета потихоньку начинают стираться, уступая место оттенкам серого.
Матильда — ничуть не изменившаяся — разве что одета во что-то, чего Робер на ней раньше не видел. Сумка через плечо, уверенные размашистые шаги, сведённые на переносице брови — едва ли он ошибся! Не слушая возражений Шеманталя, Робер открыл дверцу и крикнул:
— Матильда! Это вы!
Она обернулась. Несколько мгновений она, щурясь, глядела на Робера, а потом молча кинулась к машине.
— Робер, вы никогда умом не отличались, — шикнула она, когда тот попытался вслух выразить радость от встречи. — Дверь, дверь закрывайте… вон, на нас смотрят уже! И вперёд!
Когда машина тронулась, Матильда с заднего сиденья, наконец, сказала:
— Робер, твою дивизию, я просто глазам не верю! Сначала Альдо, теперь вы!
— Альдо? — неуверенно переспросил Робер, который и думать забыл о друге — так много успело произойти в последнее время.
— Сначала я встретила его, теперь вот вас. Невероятно.
Шеманталь тем временем невозмутимо продолжал считать. Как только он не сбился! Робер же косился в зеркало заднего обзора, чтобы видеть Матильду, и никак не мог поверить в происходящее. Казалось, она вот-вот испарится, или Робера разбудят и отправят с Шеманталем ездить по городу.
— Так Альдо с вами? — наконец нашёлся с вопросом Робер.
— Дома у приятеля, — отмахнулась Матильда. Ей явно интересней было говорить о другом. Она покосилась на Шеманталя и почему-то перешла на «ты», как когда-то, ещё в Агарисе, они с Робером друг другу говорили: — Ты же не под арестом тут едешь, верно?
— Верно, — кивнул Робер, который неожиданно догадался, что Матильда делала посреди улицы и с таким решительным видом. — Я вроде как на разведке. Хотя и просто рулю.
— От маршала Савиньяка? — Глаза Матильды заблестели.
— Именно, — снова кивнул Робер. — Только не говори, что ты надеялась на что-то подобное.
— Встретить тебя, конечно, не надеялась, но, кошки меня загрызи, ты прав! Не дома же сидеть! Знаешь, что на телецентре творится? И что это за машина? Я такие только в кино видела!
Робер торопливо отвечал на вопросы, едва успевая договорить, как звучали всё новые и новые вопросы, восклицания, упрёки.
— Нам пора поворачивать обратно, — вдруг сказал Шеманталь, — скоро совсем стемнеет.
Они подъехали уже к самому Дворцу, Матильда присвистнула:
— Вот это толпа!
У Дворца действительно, собралась толпа, а точнее, небольшая армия, Шеманталь тут же принялся записывать примерное количество военных, фульгатов, противоавиационной техники, чьё разнообразие предназначалось, видимо, для единственного истребителя, которым располагали мятежники. С лёгким изумлением Робер также заметил довольно много людей в штатском, расположившихся то тут, то там по площади перед Дворцом, высовывающихся из окон соседних зданий, в том числе «Золотого оленя», чья вывеска беззаботно сияла в сумерках, плохо сочетаясь с вооружёнными людьми у Дворца.
— Записали? — спросил Робер у Шеманталя, тот с удовлетворением покивал. — Тогда надо отсюда ехать и побыстрее, потому что, боюсь, здесь не все. Какая-то часть этого богатства уже наверняка двигается в сторону катакомб.
— Во всяком случае, — заметила Матильда, — подозрительно мы не выглядим. Зевак собралось, как на петушиные бои.
— На что? — не понял Робер.
— Не важно. Поехали. Кстати, если можно, сделайте небольшой круг, езжайте через улицу Рамиро, там я выйду, возле гостиницы «Королева Алиса».
— Зачем тебе в гостиницу? — забеспокоился Робер.
— Собрать моих забулдыг, они неплохо тарелками пулялись в прошлый раз. Маршалу Савиньяку кухонные снайперы не повредят, а?


окончание в комментах

Вопрос: м?

1. читаю/буду читать))		28	(48.28%)
2. дописывайте уже!)		21	(36.21%)
3. There's a new world to be won!		9	(15.52%)
Всего:		58 Всего проголосовало: 36

@темы: Ричард О., мои фики, ОЭ, проект «одинокий»

---

ха-ха, я всё, ВСЁ (и даже немного больше) сделала вчера! освободила день для всякой ерунды. и? и? в ночи образовался срочный заказ, ха-ха-ха.

---

задавалка вопросов
ask.fm/hahnenfeder

иф эниван?)

---

я хренов детектив
но любопытство же — страшная сила