от нуля до восьмидесяти парашютов
мы вытащили покрытый пылью недописанный фик и внезапно его дописали.
Страсти, дуэли и Сопливус в сторонке
мародёры, джен, G
авторы Джайа и Эрвен
варнинг: мы очень-очень невежливы со Снейпом, если вы слишком трепетно к нему относитеcь и не любите мародёров, не читайте
фик из серии «Magical Mischief Makers», которая является мародёрской частью нашего бесконечного цикла «Шалость удалась», в котором, если кто забыл или не знал, целью является сомнительный юмор, глумёж над всем подряд и всякие глупости)))
читать?— Только, знаете, — Ремус сосредоточенно почесал переносицу, а сидевший рядом Питер зевнул и принял постный вид, — давайте на этот раз обойдёмся без Снейпа. Хвост, не передразнивай.
— Ну, это какой фант вытянешь, Лунатик, — кровожадно улыбнулся Сириус, а Джеймс великодушно кивнул:
— Да ла-адно! Думаю, это вполне возможно. Чур, в фантах Сопливуса не упоминать.
— Ну, — Сириус небрежно махнул рукой, едва не задев нос Питера, — пожалуй, ты прав. В последний день перед отъездом мы вправе отдохнуть от праведных трудов по перевоспитанию Снейпа.
Ремус вздохнул и бросил стопку пергамента на стол:
— Разбирайте.
Каждый взял себе по кусочку. Через несколько минут фанты были придуманы, написаны и сложены в плащ-невидимку. Первым как автор идеи тянул Джеймс. Он, недолго думая, запустил руку в пустоту и извлёк большую жёлтую бабочку, она медленно подняла крылья, рассыпая пыльцу, и превратилась в пергамент. Вторым, по молчаливой договорённости, к плащу подошёл Питер и через мгновение, взвизгнув, выдернул руку: на его большом пальце висел рак. Тут же клешня истаяла, а непонятно откуда повеявший ветерок подхватил лист, и Питер едва успел его поймать. Громко хмыкнув, Сириус лениво поднялся из кресла и протянул руку к невидимым складкам. Все с любопытством следили за тем, как он осторожно вытянул из плаща колибри. Та затрепетала и рассыпалась синими искрами. На раскрытой ладони Сириуса теперь лежал фант. Ремус с опаской заглянул в плащ. Не очень-то приятно тянуть жребий последним. К тому же… Он ойкнул: по руке побежала синяя в оранжевую крапинку ящерица. У самого плеча она замерла, заглянула блестящими глазками в лицо Ремусу и с громким хлопком исчезла, а он снял с плеча последний фант. И тут Питер, который как раз успел прочитать своё задание, придавлено пискнул и обернулся к Джеймсу. Не успел тот и слова сказать, как Питер выхватил у него из рук пергамент, а взамен отдал свой. Однако возмущаться Джеймс не стал: одного взгляда в новый фант ему оказалось достаточно, чтобы примириться с подменой.
Зато возмутиться попытался Сириус, которому собственное задание, выведенное кривоватым и мелким почерком Петтигрю, показалось слишком уж простым и даже скучным. А сам Питер почему-то не радовался столь скоро и умело произведённой замене заданий. Горестно склонившись над своим кусочком пергамента, он прошептал себе под нос, так что никто и не услышал:
— «Огриффиндорить слизеринцев». И что это значит?
В свою очередь Ремус, уже успевший убрать свой фант, о чём-то напряжённо думал и снова тёр переносицу. В почерке того, кто написал его задание, явно угадывалась рука Джеймса, отчего Ремусу, собственно, легче не становилось. А что, прикажете радоваться, если закон игры требует от вас всего за сутки «подшутить над профессором Биннсом»?! Никому ж из этих идиотов дела нет, что профессор — призрак…
— В общем, — прервал Джеймс Сириуса, — встречаемся ровно в полночь в нашей гостиной и делимся. Давайте условимся: каждый принесёт с собой трофей, который бы доказывал правдивость рассказа.
— Да он и живым, по-моему, шуток не понимал, — бормотал Ремус, наугад сворачивая в одном из коридоров и продолжая лихорадочно размышлять над заданием. Мысли, однако, крутились на одном месте, как расшалившиеся щенки в погоне за собственными хвостами, а идей вовсе не возникало.
За очередным поворотом коридора вдруг оказался Джеймс. Он шёл, не глядя под ноги или по сторонам, прямо как сам Ремус, поэтому они и столкнулись.
— А, — хмыкнул Джеймс, потирая ушибленный лоб, — это ты! А я как раз твоё задание иду выполнять! Как прошено, в…
— Погоди! — подпрыгнул Ремус, обрывая друга. Тот даже опешил: — Я всё понял! Ну, конечно же! Надо сейчас же…
Не договорив, Ремус умчался, оставив друга в полном недоумении. Впрочем, недоумение длилось недолго: Джеймс вытащил из кармана мантии исчерканный и заляпанный чернилами пергамент и принялся внимательно (по пути в Большой Зал) изучать его, что-то бормоча себе под нос.
Сириуса, как уже упоминалось, его фант не обрадовал, а верней сказать, задание показалось ему простоватым — всего-то: подойти и задать вопрос, да еще и тому, кто никакого вреда причинить не может, поорет разве что… или на вопрос не ответит. И все-таки — неужели болван Петтигрю не мог придумать ничего поинтересней?
«У него остроумия как у… у… у доспехов сэра Кадогана! — раздраженно думал Сириус. — А мне теперь…»
С такими мыслями он спускался из гриффиндорской башни в Большой зал — на обед. Как оказалось — не только на обед, но и на представление, но пока Сириус этого не знал.
Большой зал странным образом покраснел. И пожелтел. А ещё там было необычно, даже для обеденного времени шумно. Основной шум производила группа учеников, похожая на здоровых пчёл, только пчёлы обычно чёрно-жёлтые, а эти были красно-жёлтыми. Сириус прищурился и пригляделся. Красный от злости Малсибер стягивал с себя раскрашенную в гриффиндорские цвета мантию, ещё парочка слизеринцев высматривала кого-то и громко ругалась, не стесняясь присутствия учителей, ещё трое громко смеялись, глядя друг на друга и тыкая пальцами — у Сириуса даже создалось впечатление, что они тупые и просто не понимают, что и сами одеты в красно-жёлтое, а не только те, над кем они ржут. Здоровый старшекурсник со значком старосты орал, что видел виновника и сейчас ему задаст. Сириус глянул на преподавательский стол. Да Хвост просто обнаглел! Бархатная мантия Слагхорна тоже пошла полосками. Впрочем, тот только усмехался и, кажется, удерживал профессора МакГонагалл от немедленной расправы над виновниками. И — ах да! — Сириус не удержался и снова обвёл взглядом Большой зал. На самом краю длинной скамьи сидел мрачный и такой же полосатый Сопливус. Хвост, похоже, предусмотрительно смылся. Это у него всегда хорошо получалось.
Питер бежал, даже не спотыкаясь, потому как не время сейчас было спотыкаться — за ним наверняка гналась разъяренная толпа слизеринцев в полосочку. Взлетев на очередную лестницу и исчезнув за очередным поворотом, он сбавил скорость до шага, начал внимательнее смотреть по сторонам и привычно прислушиваться, а потому вовремя остановился, когда услышал голос Лунатика. Тот в самых вежливых выражениях приглашал Пивза… на свидание… Питер прислушался получше… Нет-нет, слава Мерлину! Это Лунатик внушал Пивзу, что тот должен от имени профессора Биннса пригласить на свидание Серую Даму!
— Хо-хо! — вполне точно выразил Пивз мысли Питера. — Когда назначено?
— Ну, — явно растерялся Лунатик, — сейчас… нет, через полчаса. И пусть придет… сюда.
— Вот прям сюда и прям через полчаса? — ехидничал Пивз.
— Сюда и через полчаса, — настаивал Ремус. Он явно не продумал такие простые и важные детали. Ну, да его можно понять: по сведеньям Питера, Ремус на свидания не ходил… с девчонками не целовался… и вообще… Но тут Питер вынужденно прервал размышления о личной скучной жизни Лунатика, потому что тот, пробормотав: «А теперь к Биннсу», ушел вниз по коридору.
…и что же там задумал Бродяга? Джеймс не считал любопытство пороком, да и как можно, если сама судьба потворствовала его любопытству, подарив прекрасную мантию-невидимку. То есть, конечно, мантия перешла по наследству, но в этом не могло не быть перста судьбы! Итак, чем там занят Бродяга?
Сириус, очевидно, и не подозревал, что за ним следят. Он бесцельно слонялся по подземельям, периодически принимаясь высматривать кого-то. Видимо, решил Джеймс, фант ему достался самый скучный. Например, проболтаться в подземельях до заката. Это было бы вполне в духе Питера. И тут…
— Ваше… высоко… кровейшество! — крикнул Сириус и помчался вперёд по коридору прямиком за промелькнувшим там… Кровавым бароном! Джеймс, стараясь не шуметь, побежал за ним следом. — Ваше высоко…
— У меня нет времени на гриффиндорцев, молодой человек, — высокомерно бросил барон, поблескивая пятнами серебристой крови.
— У меня к вам вопрос. Личный. Вы же не побоитесь ответить?
— Чего это мне бояться? Задавайте. — Барон скрестил на груди руки и вздёрнул подбородок.
— Вот эта кровь на вашей одежде, — выпалил Сириус, обалдевая (как показалось Джеймсу) от собственной наглости, — она чья?
— Чья? Чья! — От сдержанного высокомерия барона и следа не осталось. — Ты смеешь об этом спрашивать, щенок!
«Не такой уж и щенок», — хмыкнул Джеймс.
— Ну я не щенок!! — завопил Сириус, полный праведного и оправданного гнева. Но на барона этот гнев впечатления не произвёл:
— Я тебе сейчас!..
— Вы на вопрос не ответили, — не отступил под угрозами Сириус. — Боитесь?
Будь Кровавый барон живым, он, наверное, покраснел бы, а так его лицо приняло более ясный серебряный оттенок.
— Ничего я не боюсь!! Но это, как ты, гнусный щенок, сам сказал, личное! И тебе за такие вопросы я…
Но договорить свою угрозу он не успел: в беседу вмешался портрет щеголеватого кавалера в широченной шляпе.
— Эй, барон ты или кто, кровавый или нет, но твою даму у тебя вот-вот отобьёт замухрышка-профессор. — манерно растягивая слова, сообщил он. — Или она вовсе не была твоей?
— ЧТО-О-О-О???
Щёголь, ухмыльнувшись, подкрутил усы и загадочно промолчал.
— Кто?! Где?! Отвечай или я!..
— Ты можешь проследовать за мной, — последовал ленивый ответ.
— И ещё как последую!!!
И Джеймс только успел увернуться от Сириуса, бросившегося в погоню за Кровавым бароном и щёголем с портрета.
Какая неожиданно бурная жизнь у этих призраков! Он и представить не мог, что у Кровавого барона есть какие-то чувства, кроме ненависти к Пивзу. А тут не просто чувства, а настоящие страсти. Но кто же его дама? Неужели, Серая леди? Кто бы только подумал…
Полный размышлений об активной личной жизни хогвартских привидений, Джеймс бодро зашагал исполнять собственный фант — дописывать поэму о Лили Эванс. Часть её уже была готова, но остальное нуждалось в доработке.
Обладатель широкополой шляпы, так удачно спасший Сириуса от необходимости выслушивать кровавобаронские вопли, изящно скакал из портрета в портрет, не особенно, похоже, торопясь, привести разгневанного и оттого особенно серебристого барона… туда, куда вёл. Куда именно, Сириус не вполне понял.
— Близко уже? — каждые три фута интересовался барон.
— Почти, почти, — манерно отвечал его проводник.
Наконец, они оказались в обычно довольно малолюдном коридоре, куда и сам Сириус редко заглядывал, хотя в своё время они с Сохатым облазили весь замок несколько раз. Сегодня коридор совершенно очевидно малолюдным не был: по стенкам, стараясь с ними слиться, жались ученики. Что было особенно интересно, так это их молчание, хотя совершенно очевидно, что дай им возможность, они бы обсуждали происходящее без умолку, потому что… Да кто откажется обсудить, что… Тут внимание Сириуса отвлекли беззвучные вспышки в одном из углов коридора: оказалось, это какой-то слизеринец упорно и мрачно счищал со своей мантии последние желто-красные пятна. Сириус даже прищурился, вглядываясь в сумрак — кто ж такой нелюбопытный там сидит? Самым нелюбопытным, а также мрачным и молчаливым оказался Сопливус, конечно! Сириус подавил в себе желание прибавить цвету изрядно уже потускневшей работе Хвоста на мантии Сопливуса. Подавил, да, попутно пообещав себе в следующий раз не вестись на миротворческие миссии Лунатика и шутить-таки над Сопливусом — одно удовольствие же! Он такой трудолюбивый и с полным отсутствием чувства юмора…
…но он решил прервать размышления и вслушаться в происходящее, поскольку в этот момент Биннс своей призрачной рукой потянулся к руке Серой дамы, а та стала ну совсем такой же серебристой, как совсем недавно Кровавый барон. Вот только, Сириус был уверен, причиной тут являлся не гнев.
— …никогда бы не подумал… — бубнил Биннс тем же тоном, что и лекции, — разве я могу вызывать нежные чувства у такой красивой и воспитанной леди как вы? Кроме того, меня, конечно, всегда останавливала разница в возрасте…
Серая дама отдёрнула руку.
— Как это? — в её обычно спокойном и бесцветном голосе мелькнуло возмущение.
— О, конечно, возраст никак на вас не сказался…
«Что логично — она ж уже мёртвая», — мысленно прокомментировал Сириус.
— …но всё-таки отчасти ваш возраст вызывает во мне то бесконечное уважение и почтение к вам. А ваша красота…
Серая дама протянула ему руку и даже вроде как улыбнулась.
И в этот самый момент из-под потолка донёсся громкий малоприличный звук, который издал, разумеется, Пивз. А потом:
— Ах вы замухрышка недоделанный! Как вы посмели даже приблизиться к ней?! А вы все! Чего пялитесь! А ну!..
Вопли Кровавого барона утонули в испуганном визге (и смехе) разбегающихся учеников. Сириус задержался только на пару мгновений, чтоб услышать завершающий аккорд:
— Биннс, я вызываю вас на призрачную дуэль! Сегодня в полночь в подземелье. Моим секундантом будет сэр Николас, а вашим?!
«А можно я?», — захотелось заорать Сириусу, но он понимал, что это бессмысленно — и слинял вслед за остальными учениками. На бегу он размышлял о Сохатом и его фанте… интересно, так ли он сейчас развлекается, как сам Сириус?
Поэма, посвящённая Лили Эванс, безусловно, не могла быть написана Шекспиром или Данте, но определённые достоинства, по мнению Джеймса, у неё были… К примеру, искренность и понятность оборотов речи. И ещё поэтичность некоторых, позаимствованных из сборников стихов, образов. И отсутствие рифмы, конечно. Потому что дурная рифмовка может уничтожить всякую прелесть от искренности, это Джеймс тоже вычитал где-то. Поставив последнюю точку, он задумчиво посмотрел на тщательно пронумерованные листки, которые сейчас порхали вокруг него в виде — Джеймс потёр переносицу и махнул палочкой — лепестков розы со словами, составленными из пыльцы с крыльев махаона. Джеймс даже махаона решил пририсовать, но спохватился, что это дурной тон. Вызванное стихоплетением поэтическое настроение всё не отпускало, строки поэмы все звучали у него в ушах:
Лили! Прекрасная Дама. Дева,
В одеждах из белых лилий,
Чьи волосы огненной мантией
Стан обнимают и плечи.
(Жаль, не мои)
Лили! При виде тебя я немею,
Наречия все позабыв от усердья
Выразить нежность, ведь
Нежность невыразима или скорее
Выразить лучше, чем ты выражаешь
Собою, не в силах язык!
(Нега в природе твоей,
Жаль, не знаю её осязаньем)
Лили! Точеные руки лилейные
Снятся мне, заставляя завистью
Необъяснимой мучить себя,
Зависть эта возникла при мысли
О каждой ручке двери, что
Достойна прикосновенья
(Жаль, что не я, а ведь мог бы…)
Лили!
Ну, и так далее. Сохатый, конечно, не забыл ни одной части тела Эванс — в пределах приличия, само собой, да и то только потому, что настырное школьное перо с досадным упорством вымарывало все по его, пера, мнению малоприличное. Да, кажется, поэма была завершена. Сохатый с триумфом повел листки в гостиную.
Питер долго не решался показаться в людном месте, опасаясь гнева слизеринцев, но и в пустых коридорах ему было, честно сказать, жутковато. Не самый лёгкий выбор, но в конце концов Питер таки решился рискнуть пробраться, как можно незаметней, в гостиную Гриффиндора. К огромному собственному облегчению по пути он не столкнулся ни с одним слизеринцем, но зато Полная дама встретила его довольно кислой миной. А из-за двери доносились отчётливые взрывы гомерического хохота.
— Что это там? — опасливо спросил Питер.
— Стихи, — поджав губы, сообщила Полная дама.
— А. — Питер пробормотал пароль и осторожно шагнул внутрь.
В гостиной толпились громко ржущие ученики. Они что-то декламировали, а над их головами кружили какие-то листочки. В сторонке от всех Питер заметил двоих: почему-то совершенно красную Эванс и смущённого Ремуса.
— Что там?
— А, Хвост. — Ремус как будто обрадовался возможности отвернуться от Эванс. — Там… там, понимаешь… стихи.
— Да! — прорычала Эванс. — Стихи.
— Послушай, Лили, я уверен, что Сохатый…
— Прекрати называть его этой дурацкой кличкой!
— …что Джеймс не хотел тебя обидеть…
— Даже наоборот, — зачем-то пискнул Питер, — точно, наоборот.
Лили обернулась к нему, и взгляд её слегка смягчился.
— Питер, ты даже не представляешь, что он там написал! Я… я…
Из хохочущей толпы донеслось:
— …чьи волосы огненной мантией стан обнимают и плечи! Жаль, не мои!
— Ну всё! — Она выхватила палочку и махнула ей в сторону порхающих листочков: — Инсендио!
Питер в ужасе зажмурился, а смех почему-то не стих, даже наоборот — стал громче, и ещё громче прозвучал голос Сириуса:
— Вот это любовь! Просто огонь!
Около полночи в подземелье собрались все мародёры, чудом уцелевшие после полного праведных трудов дня. Они сидели, прижавшись друг к другу под мантией-невидимкой, и ждали дуэли. Кровавый барон появился ровно в полночь, разумеется, неслышно (как всякое привидение), но выглядел угрожающе. Профессор Биннс припозднился на несколько мгновений. По привычке он вышел из стены, сопровождаемый Толстым монахом.
— Где проклятый сэр Николас? — воскликнул барон.
— Вот он я, вот он, дуэль ещё не началась? — с этими словами пришёл последний из участников.
— Ага! — завопил барон. — Уже началась! Защищайся, подлый совратитель!
Он выхватил свою призрачную шпагу и принялся наступать на растерявшегося Биннса, который, не найдя оружия лучше, стянул с носа очки и принялся ими отмахиваться.
— Лучше бы, — сдавленно прошептал Джеймс, — он начал читать лекцию. Барон бы не выдержал и улетел.
— О да, — согласился Ремус, — он просто не знает истинной силы своих лекций.
— Скука всегда была превыше грубой силы, — фыркнул Сириус.
Питер кивнул, не найдя, что добавить.
— Защищайся же, червяк! — орал барон. — Защищайся!! Я не позволю тебе унижать меня этими мерзкими очками! Защищайся как следует! Или сдавайся!
— Я и защищаюсь, — бубнил Биннс, — я не собираюсь сдаваться. Если Серая дама и впрямь испытывает ко мне какие-то чувства, то я не отступлюсь. Потому что как доказал в тысяча триста пятидесятом году наверняка неизвестный вам сэр Пиквикс по прозвищу Святоша…
И тут прячущаяся под мантией-невидимкой компания не выдержала. От их громкого хохота эхо разнеслось по коридору, а дуэлянты замерли в позах, которые были бы неудобными, будь упомянутые дуэлянты живы.
— Кто тут… — повышая голос до совсем уж невообразимой громкости, начал барон, а Биннс водрузил очки на нос и продолжил свой недовольный бубнёж.
— Да это же молодые люди с моего факультета! — изумлённо сказал сэр Николас — никто из мародёров не заметил, что мантия-невидимка уже успела сползти.
— Бежим, ребята, — внёс предложение Питер, пока остальные молча глазели на приближающихся к ним привидений. — А то нас тут поймают. Отработки…
Договорить он не успел, потому что Джеймс уже волок его по коридору, прочь от разбушевавшихся призраков.
Когда, покатываясь со смеху, они ввалились в гостиную Гриффиндора, Ремус, не вынеся испытующего взгляда Сириуса, выдохнул:
— Ладно, я понял, в следующий раз…
Тут Питер принял постный вид, а Ремус закатил глаза.
—… шутим над Снейпом, — победно закончил Сириус. — Он без нас сегодня скучал.
— Да, — Джеймс с печалью изучал остатки пепла на ковре, — он как-то более благодарно реагирует на воспитательный процесс.
Страсти, дуэли и Сопливус в сторонке
мародёры, джен, G
авторы Джайа и Эрвен
варнинг: мы очень-очень невежливы со Снейпом, если вы слишком трепетно к нему относитеcь и не любите мародёров, не читайте
фик из серии «Magical Mischief Makers», которая является мародёрской частью нашего бесконечного цикла «Шалость удалась», в котором, если кто забыл или не знал, целью является сомнительный юмор, глумёж над всем подряд и всякие глупости)))
читать?— Только, знаете, — Ремус сосредоточенно почесал переносицу, а сидевший рядом Питер зевнул и принял постный вид, — давайте на этот раз обойдёмся без Снейпа. Хвост, не передразнивай.
— Ну, это какой фант вытянешь, Лунатик, — кровожадно улыбнулся Сириус, а Джеймс великодушно кивнул:
— Да ла-адно! Думаю, это вполне возможно. Чур, в фантах Сопливуса не упоминать.
— Ну, — Сириус небрежно махнул рукой, едва не задев нос Питера, — пожалуй, ты прав. В последний день перед отъездом мы вправе отдохнуть от праведных трудов по перевоспитанию Снейпа.
Ремус вздохнул и бросил стопку пергамента на стол:
— Разбирайте.
Каждый взял себе по кусочку. Через несколько минут фанты были придуманы, написаны и сложены в плащ-невидимку. Первым как автор идеи тянул Джеймс. Он, недолго думая, запустил руку в пустоту и извлёк большую жёлтую бабочку, она медленно подняла крылья, рассыпая пыльцу, и превратилась в пергамент. Вторым, по молчаливой договорённости, к плащу подошёл Питер и через мгновение, взвизгнув, выдернул руку: на его большом пальце висел рак. Тут же клешня истаяла, а непонятно откуда повеявший ветерок подхватил лист, и Питер едва успел его поймать. Громко хмыкнув, Сириус лениво поднялся из кресла и протянул руку к невидимым складкам. Все с любопытством следили за тем, как он осторожно вытянул из плаща колибри. Та затрепетала и рассыпалась синими искрами. На раскрытой ладони Сириуса теперь лежал фант. Ремус с опаской заглянул в плащ. Не очень-то приятно тянуть жребий последним. К тому же… Он ойкнул: по руке побежала синяя в оранжевую крапинку ящерица. У самого плеча она замерла, заглянула блестящими глазками в лицо Ремусу и с громким хлопком исчезла, а он снял с плеча последний фант. И тут Питер, который как раз успел прочитать своё задание, придавлено пискнул и обернулся к Джеймсу. Не успел тот и слова сказать, как Питер выхватил у него из рук пергамент, а взамен отдал свой. Однако возмущаться Джеймс не стал: одного взгляда в новый фант ему оказалось достаточно, чтобы примириться с подменой.
Зато возмутиться попытался Сириус, которому собственное задание, выведенное кривоватым и мелким почерком Петтигрю, показалось слишком уж простым и даже скучным. А сам Питер почему-то не радовался столь скоро и умело произведённой замене заданий. Горестно склонившись над своим кусочком пергамента, он прошептал себе под нос, так что никто и не услышал:
— «Огриффиндорить слизеринцев». И что это значит?
В свою очередь Ремус, уже успевший убрать свой фант, о чём-то напряжённо думал и снова тёр переносицу. В почерке того, кто написал его задание, явно угадывалась рука Джеймса, отчего Ремусу, собственно, легче не становилось. А что, прикажете радоваться, если закон игры требует от вас всего за сутки «подшутить над профессором Биннсом»?! Никому ж из этих идиотов дела нет, что профессор — призрак…
— В общем, — прервал Джеймс Сириуса, — встречаемся ровно в полночь в нашей гостиной и делимся. Давайте условимся: каждый принесёт с собой трофей, который бы доказывал правдивость рассказа.
— Да он и живым, по-моему, шуток не понимал, — бормотал Ремус, наугад сворачивая в одном из коридоров и продолжая лихорадочно размышлять над заданием. Мысли, однако, крутились на одном месте, как расшалившиеся щенки в погоне за собственными хвостами, а идей вовсе не возникало.
За очередным поворотом коридора вдруг оказался Джеймс. Он шёл, не глядя под ноги или по сторонам, прямо как сам Ремус, поэтому они и столкнулись.
— А, — хмыкнул Джеймс, потирая ушибленный лоб, — это ты! А я как раз твоё задание иду выполнять! Как прошено, в…
— Погоди! — подпрыгнул Ремус, обрывая друга. Тот даже опешил: — Я всё понял! Ну, конечно же! Надо сейчас же…
Не договорив, Ремус умчался, оставив друга в полном недоумении. Впрочем, недоумение длилось недолго: Джеймс вытащил из кармана мантии исчерканный и заляпанный чернилами пергамент и принялся внимательно (по пути в Большой Зал) изучать его, что-то бормоча себе под нос.
Сириуса, как уже упоминалось, его фант не обрадовал, а верней сказать, задание показалось ему простоватым — всего-то: подойти и задать вопрос, да еще и тому, кто никакого вреда причинить не может, поорет разве что… или на вопрос не ответит. И все-таки — неужели болван Петтигрю не мог придумать ничего поинтересней?
«У него остроумия как у… у… у доспехов сэра Кадогана! — раздраженно думал Сириус. — А мне теперь…»
С такими мыслями он спускался из гриффиндорской башни в Большой зал — на обед. Как оказалось — не только на обед, но и на представление, но пока Сириус этого не знал.
Большой зал странным образом покраснел. И пожелтел. А ещё там было необычно, даже для обеденного времени шумно. Основной шум производила группа учеников, похожая на здоровых пчёл, только пчёлы обычно чёрно-жёлтые, а эти были красно-жёлтыми. Сириус прищурился и пригляделся. Красный от злости Малсибер стягивал с себя раскрашенную в гриффиндорские цвета мантию, ещё парочка слизеринцев высматривала кого-то и громко ругалась, не стесняясь присутствия учителей, ещё трое громко смеялись, глядя друг на друга и тыкая пальцами — у Сириуса даже создалось впечатление, что они тупые и просто не понимают, что и сами одеты в красно-жёлтое, а не только те, над кем они ржут. Здоровый старшекурсник со значком старосты орал, что видел виновника и сейчас ему задаст. Сириус глянул на преподавательский стол. Да Хвост просто обнаглел! Бархатная мантия Слагхорна тоже пошла полосками. Впрочем, тот только усмехался и, кажется, удерживал профессора МакГонагалл от немедленной расправы над виновниками. И — ах да! — Сириус не удержался и снова обвёл взглядом Большой зал. На самом краю длинной скамьи сидел мрачный и такой же полосатый Сопливус. Хвост, похоже, предусмотрительно смылся. Это у него всегда хорошо получалось.
Питер бежал, даже не спотыкаясь, потому как не время сейчас было спотыкаться — за ним наверняка гналась разъяренная толпа слизеринцев в полосочку. Взлетев на очередную лестницу и исчезнув за очередным поворотом, он сбавил скорость до шага, начал внимательнее смотреть по сторонам и привычно прислушиваться, а потому вовремя остановился, когда услышал голос Лунатика. Тот в самых вежливых выражениях приглашал Пивза… на свидание… Питер прислушался получше… Нет-нет, слава Мерлину! Это Лунатик внушал Пивзу, что тот должен от имени профессора Биннса пригласить на свидание Серую Даму!
— Хо-хо! — вполне точно выразил Пивз мысли Питера. — Когда назначено?
— Ну, — явно растерялся Лунатик, — сейчас… нет, через полчаса. И пусть придет… сюда.
— Вот прям сюда и прям через полчаса? — ехидничал Пивз.
— Сюда и через полчаса, — настаивал Ремус. Он явно не продумал такие простые и важные детали. Ну, да его можно понять: по сведеньям Питера, Ремус на свидания не ходил… с девчонками не целовался… и вообще… Но тут Питер вынужденно прервал размышления о личной скучной жизни Лунатика, потому что тот, пробормотав: «А теперь к Биннсу», ушел вниз по коридору.
…и что же там задумал Бродяга? Джеймс не считал любопытство пороком, да и как можно, если сама судьба потворствовала его любопытству, подарив прекрасную мантию-невидимку. То есть, конечно, мантия перешла по наследству, но в этом не могло не быть перста судьбы! Итак, чем там занят Бродяга?
Сириус, очевидно, и не подозревал, что за ним следят. Он бесцельно слонялся по подземельям, периодически принимаясь высматривать кого-то. Видимо, решил Джеймс, фант ему достался самый скучный. Например, проболтаться в подземельях до заката. Это было бы вполне в духе Питера. И тут…
— Ваше… высоко… кровейшество! — крикнул Сириус и помчался вперёд по коридору прямиком за промелькнувшим там… Кровавым бароном! Джеймс, стараясь не шуметь, побежал за ним следом. — Ваше высоко…
— У меня нет времени на гриффиндорцев, молодой человек, — высокомерно бросил барон, поблескивая пятнами серебристой крови.
— У меня к вам вопрос. Личный. Вы же не побоитесь ответить?
— Чего это мне бояться? Задавайте. — Барон скрестил на груди руки и вздёрнул подбородок.
— Вот эта кровь на вашей одежде, — выпалил Сириус, обалдевая (как показалось Джеймсу) от собственной наглости, — она чья?
— Чья? Чья! — От сдержанного высокомерия барона и следа не осталось. — Ты смеешь об этом спрашивать, щенок!
«Не такой уж и щенок», — хмыкнул Джеймс.
— Ну я не щенок!! — завопил Сириус, полный праведного и оправданного гнева. Но на барона этот гнев впечатления не произвёл:
— Я тебе сейчас!..
— Вы на вопрос не ответили, — не отступил под угрозами Сириус. — Боитесь?
Будь Кровавый барон живым, он, наверное, покраснел бы, а так его лицо приняло более ясный серебряный оттенок.
— Ничего я не боюсь!! Но это, как ты, гнусный щенок, сам сказал, личное! И тебе за такие вопросы я…
Но договорить свою угрозу он не успел: в беседу вмешался портрет щеголеватого кавалера в широченной шляпе.
— Эй, барон ты или кто, кровавый или нет, но твою даму у тебя вот-вот отобьёт замухрышка-профессор. — манерно растягивая слова, сообщил он. — Или она вовсе не была твоей?
— ЧТО-О-О-О???
Щёголь, ухмыльнувшись, подкрутил усы и загадочно промолчал.
— Кто?! Где?! Отвечай или я!..
— Ты можешь проследовать за мной, — последовал ленивый ответ.
— И ещё как последую!!!
И Джеймс только успел увернуться от Сириуса, бросившегося в погоню за Кровавым бароном и щёголем с портрета.
Какая неожиданно бурная жизнь у этих призраков! Он и представить не мог, что у Кровавого барона есть какие-то чувства, кроме ненависти к Пивзу. А тут не просто чувства, а настоящие страсти. Но кто же его дама? Неужели, Серая леди? Кто бы только подумал…
Полный размышлений об активной личной жизни хогвартских привидений, Джеймс бодро зашагал исполнять собственный фант — дописывать поэму о Лили Эванс. Часть её уже была готова, но остальное нуждалось в доработке.
Обладатель широкополой шляпы, так удачно спасший Сириуса от необходимости выслушивать кровавобаронские вопли, изящно скакал из портрета в портрет, не особенно, похоже, торопясь, привести разгневанного и оттого особенно серебристого барона… туда, куда вёл. Куда именно, Сириус не вполне понял.
— Близко уже? — каждые три фута интересовался барон.
— Почти, почти, — манерно отвечал его проводник.
Наконец, они оказались в обычно довольно малолюдном коридоре, куда и сам Сириус редко заглядывал, хотя в своё время они с Сохатым облазили весь замок несколько раз. Сегодня коридор совершенно очевидно малолюдным не был: по стенкам, стараясь с ними слиться, жались ученики. Что было особенно интересно, так это их молчание, хотя совершенно очевидно, что дай им возможность, они бы обсуждали происходящее без умолку, потому что… Да кто откажется обсудить, что… Тут внимание Сириуса отвлекли беззвучные вспышки в одном из углов коридора: оказалось, это какой-то слизеринец упорно и мрачно счищал со своей мантии последние желто-красные пятна. Сириус даже прищурился, вглядываясь в сумрак — кто ж такой нелюбопытный там сидит? Самым нелюбопытным, а также мрачным и молчаливым оказался Сопливус, конечно! Сириус подавил в себе желание прибавить цвету изрядно уже потускневшей работе Хвоста на мантии Сопливуса. Подавил, да, попутно пообещав себе в следующий раз не вестись на миротворческие миссии Лунатика и шутить-таки над Сопливусом — одно удовольствие же! Он такой трудолюбивый и с полным отсутствием чувства юмора…
…но он решил прервать размышления и вслушаться в происходящее, поскольку в этот момент Биннс своей призрачной рукой потянулся к руке Серой дамы, а та стала ну совсем такой же серебристой, как совсем недавно Кровавый барон. Вот только, Сириус был уверен, причиной тут являлся не гнев.
— …никогда бы не подумал… — бубнил Биннс тем же тоном, что и лекции, — разве я могу вызывать нежные чувства у такой красивой и воспитанной леди как вы? Кроме того, меня, конечно, всегда останавливала разница в возрасте…
Серая дама отдёрнула руку.
— Как это? — в её обычно спокойном и бесцветном голосе мелькнуло возмущение.
— О, конечно, возраст никак на вас не сказался…
«Что логично — она ж уже мёртвая», — мысленно прокомментировал Сириус.
— …но всё-таки отчасти ваш возраст вызывает во мне то бесконечное уважение и почтение к вам. А ваша красота…
Серая дама протянула ему руку и даже вроде как улыбнулась.
И в этот самый момент из-под потолка донёсся громкий малоприличный звук, который издал, разумеется, Пивз. А потом:
— Ах вы замухрышка недоделанный! Как вы посмели даже приблизиться к ней?! А вы все! Чего пялитесь! А ну!..
Вопли Кровавого барона утонули в испуганном визге (и смехе) разбегающихся учеников. Сириус задержался только на пару мгновений, чтоб услышать завершающий аккорд:
— Биннс, я вызываю вас на призрачную дуэль! Сегодня в полночь в подземелье. Моим секундантом будет сэр Николас, а вашим?!
«А можно я?», — захотелось заорать Сириусу, но он понимал, что это бессмысленно — и слинял вслед за остальными учениками. На бегу он размышлял о Сохатом и его фанте… интересно, так ли он сейчас развлекается, как сам Сириус?
Поэма, посвящённая Лили Эванс, безусловно, не могла быть написана Шекспиром или Данте, но определённые достоинства, по мнению Джеймса, у неё были… К примеру, искренность и понятность оборотов речи. И ещё поэтичность некоторых, позаимствованных из сборников стихов, образов. И отсутствие рифмы, конечно. Потому что дурная рифмовка может уничтожить всякую прелесть от искренности, это Джеймс тоже вычитал где-то. Поставив последнюю точку, он задумчиво посмотрел на тщательно пронумерованные листки, которые сейчас порхали вокруг него в виде — Джеймс потёр переносицу и махнул палочкой — лепестков розы со словами, составленными из пыльцы с крыльев махаона. Джеймс даже махаона решил пририсовать, но спохватился, что это дурной тон. Вызванное стихоплетением поэтическое настроение всё не отпускало, строки поэмы все звучали у него в ушах:
Лили! Прекрасная Дама. Дева,
В одеждах из белых лилий,
Чьи волосы огненной мантией
Стан обнимают и плечи.
(Жаль, не мои)
Лили! При виде тебя я немею,
Наречия все позабыв от усердья
Выразить нежность, ведь
Нежность невыразима или скорее
Выразить лучше, чем ты выражаешь
Собою, не в силах язык!
(Нега в природе твоей,
Жаль, не знаю её осязаньем)
Лили! Точеные руки лилейные
Снятся мне, заставляя завистью
Необъяснимой мучить себя,
Зависть эта возникла при мысли
О каждой ручке двери, что
Достойна прикосновенья
(Жаль, что не я, а ведь мог бы…)
Лили!
Ну, и так далее. Сохатый, конечно, не забыл ни одной части тела Эванс — в пределах приличия, само собой, да и то только потому, что настырное школьное перо с досадным упорством вымарывало все по его, пера, мнению малоприличное. Да, кажется, поэма была завершена. Сохатый с триумфом повел листки в гостиную.
Питер долго не решался показаться в людном месте, опасаясь гнева слизеринцев, но и в пустых коридорах ему было, честно сказать, жутковато. Не самый лёгкий выбор, но в конце концов Питер таки решился рискнуть пробраться, как можно незаметней, в гостиную Гриффиндора. К огромному собственному облегчению по пути он не столкнулся ни с одним слизеринцем, но зато Полная дама встретила его довольно кислой миной. А из-за двери доносились отчётливые взрывы гомерического хохота.
— Что это там? — опасливо спросил Питер.
— Стихи, — поджав губы, сообщила Полная дама.
— А. — Питер пробормотал пароль и осторожно шагнул внутрь.
В гостиной толпились громко ржущие ученики. Они что-то декламировали, а над их головами кружили какие-то листочки. В сторонке от всех Питер заметил двоих: почему-то совершенно красную Эванс и смущённого Ремуса.
— Что там?
— А, Хвост. — Ремус как будто обрадовался возможности отвернуться от Эванс. — Там… там, понимаешь… стихи.
— Да! — прорычала Эванс. — Стихи.
— Послушай, Лили, я уверен, что Сохатый…
— Прекрати называть его этой дурацкой кличкой!
— …что Джеймс не хотел тебя обидеть…
— Даже наоборот, — зачем-то пискнул Питер, — точно, наоборот.
Лили обернулась к нему, и взгляд её слегка смягчился.
— Питер, ты даже не представляешь, что он там написал! Я… я…
Из хохочущей толпы донеслось:
— …чьи волосы огненной мантией стан обнимают и плечи! Жаль, не мои!
— Ну всё! — Она выхватила палочку и махнула ей в сторону порхающих листочков: — Инсендио!
Питер в ужасе зажмурился, а смех почему-то не стих, даже наоборот — стал громче, и ещё громче прозвучал голос Сириуса:
— Вот это любовь! Просто огонь!
Около полночи в подземелье собрались все мародёры, чудом уцелевшие после полного праведных трудов дня. Они сидели, прижавшись друг к другу под мантией-невидимкой, и ждали дуэли. Кровавый барон появился ровно в полночь, разумеется, неслышно (как всякое привидение), но выглядел угрожающе. Профессор Биннс припозднился на несколько мгновений. По привычке он вышел из стены, сопровождаемый Толстым монахом.
— Где проклятый сэр Николас? — воскликнул барон.
— Вот он я, вот он, дуэль ещё не началась? — с этими словами пришёл последний из участников.
— Ага! — завопил барон. — Уже началась! Защищайся, подлый совратитель!
Он выхватил свою призрачную шпагу и принялся наступать на растерявшегося Биннса, который, не найдя оружия лучше, стянул с носа очки и принялся ими отмахиваться.
— Лучше бы, — сдавленно прошептал Джеймс, — он начал читать лекцию. Барон бы не выдержал и улетел.
— О да, — согласился Ремус, — он просто не знает истинной силы своих лекций.
— Скука всегда была превыше грубой силы, — фыркнул Сириус.
Питер кивнул, не найдя, что добавить.
— Защищайся же, червяк! — орал барон. — Защищайся!! Я не позволю тебе унижать меня этими мерзкими очками! Защищайся как следует! Или сдавайся!
— Я и защищаюсь, — бубнил Биннс, — я не собираюсь сдаваться. Если Серая дама и впрямь испытывает ко мне какие-то чувства, то я не отступлюсь. Потому что как доказал в тысяча триста пятидесятом году наверняка неизвестный вам сэр Пиквикс по прозвищу Святоша…
И тут прячущаяся под мантией-невидимкой компания не выдержала. От их громкого хохота эхо разнеслось по коридору, а дуэлянты замерли в позах, которые были бы неудобными, будь упомянутые дуэлянты живы.
— Кто тут… — повышая голос до совсем уж невообразимой громкости, начал барон, а Биннс водрузил очки на нос и продолжил свой недовольный бубнёж.
— Да это же молодые люди с моего факультета! — изумлённо сказал сэр Николас — никто из мародёров не заметил, что мантия-невидимка уже успела сползти.
— Бежим, ребята, — внёс предложение Питер, пока остальные молча глазели на приближающихся к ним привидений. — А то нас тут поймают. Отработки…
Договорить он не успел, потому что Джеймс уже волок его по коридору, прочь от разбушевавшихся призраков.
Когда, покатываясь со смеху, они ввалились в гостиную Гриффиндора, Ремус, не вынеся испытующего взгляда Сириуса, выдохнул:
— Ладно, я понял, в следующий раз…
Тут Питер принял постный вид, а Ремус закатил глаза.
—… шутим над Снейпом, — победно закончил Сириус. — Он без нас сегодня скучал.
— Да, — Джеймс с печалью изучал остатки пепла на ковре, — он как-то более благодарно реагирует на воспитательный процесс.
@темы: мои фики
Ну пусть Грейбек тада.
но он лёгкий очень — где не знала точно, могла сообразить по известным словам/корням
