от нуля до восьмидесяти парашютов
кто-нибудь хочет драбблов/однострочников (но скорей драбблов) по ОЭ от меня? заявки принимаются постоянно)) только глядите в условия.
с вас ключ, персонажи.
условияключом пусть лучше будет ситуация или слово/словосочетание. по песням/стихам я не умею практически.
канон знаю условно, ОТП не разбиваю, стёб (любой) не пишу (т.е. пишу, но очень по вдохновению), гадости про Окделлов не пишу, кто мне особенно не нравится, вы тоже, думаю, в курсе.
алвадики или просто про Дика идёт первым в очереди на исполнение))
с человека по одному пожеланию)) для начала))
даже если мы с вами не общаемся, не стесняйтесь)
начинаю исполнять))
детишки — это, кажется, то, что идёт впереди даже алвадиков, недавно я даже в откровенно шипперский фик проволокла детский образ))) поэтому в любом случае первый драббл — для рокэалвалюб: Дик/Айрис — «надорская земляника», не гет (виснет техника), можно при живом Эгмонте
живого Эгмонта не получилось
ок. 600 слов, джен— Матушка говорила…
— Мне всё равно! Всё равно!
Айри задыхалась от слёз и от бега. Но от слёз и от бега — можно, это не страшно. Главное, чтобы болезнь не нагнала её сейчас, скакали мысли Дика, едва поспевавшего за разъярённой сестрой, которой злость всегда придавала сил.
Они давно уже выскочили за двор замка и сейчас мчались где-то среди деревьев, Дик едва понимал, где и в какую сторону. Хорошо, что лето и темнеет поздно. Дорогу назад они найдут. Сейчас только бы её остановить…
— Но…. Айри, погоди!
— Отстань! Ты за неё! Ты тоже!..
— Айри!..
— Конечно! Приятно, да, когда называют гер… герцогом?!
— Айри!
Она бежала, легко перепрыгивая через стволы деревьев, заросшие мхом, через едва видные овражки, однажды она неудачно ступила в ручей и намочила подол платья, но даже не заметила этого. Дик же старался смотреть под ноги, а потому бежал медленно.
— Задавака!
— Айри, я не…
— Тоже нудишь про долг! Повторяла!
— Айри, я…
Дик последовал за сестрой, потому что чувствовал себя виноватым в её ссоре с матушкой. Почему он не остановил её вовремя, он ведь раньше заметил, что вошла герцогиня Мирабелла, вошла — и услышала громкий смех Айрис. А смех сейчас запрещён, он давно запрещён, как и пение, как и просто громкие разговоры. А Айрис не могла не смеяться, не могла тихо говорить. Хорошо, пела и танцевала редко, или матушка точно заперла бы её на неделю, да ещё на хлеб и воду посадила бы.
Веселье оскорбляет память отца, без конца твердит матушка. Дик понимал и не понимал это. Сам он уже давно не смеялся — просто не мог, дело было не в запретах. Даже от мысли о простой улыбке сводило губы, а сердце сжималось от горя, которое не так-то легко пережить. Но Айрис не такая. Ей нужно громко говорить и громко веселиться. Отцу бы не понравилось то, как матушка обращается с ней, точно не понравилось бы.
Наверное, нужно собраться с силами, догнать сестру и сказать ей это. Но собраться с силами снова не удалось: ручей, через который Айрис перемахнула не глядя, Дик переходил осторожно. А когда перешёл, то сестры уже не было видно.
Дик сел на сухой плоский камень на берегу и закричал:
— Айри, послушай! Вернись! Матушка… я не согласен с ней! Айри! И я не задавака! Вернись!
Он ещё долго звал и вертел головой в надежде, что Айрис появится наконец среди деревьев, но она не появлялась. Когда она вернётся, думал Дик, ей нужно будет объяснить… нужно будет сказать… но от быстрого бега и от беспокойства мысли мешались.
«Нужно поискать её», — решил он, отдышавшись.
Стараясь не шуметь, Дик пошёл в том же направлении, где исчезла сестра. Тёмно-серое платье не так-то легко разглядеть, но хорошо, платье не зелёное! Если не шуметь, если не спугнуть её… она тоже где-то остановилась уже — никто не может так долго бежать без отдыха…
— Дикон, иди сюда!
Впереди, на поваленном дереве, сидела Айрис. Если бы она не позвала, Дик, наверное, и не заметил бы её, так он был погружён в беспокойные мысли.
— Айри, — он кинулся к сестре. — Зачем ты пряталась?
— Я не пряталась. Смотри под ноги!
Дик остановился и уставился на сапоги, а потом на траву под ногами. Не траву! Резные листочки скрывали под собой яркие ягоды. И — как он сам не заметил — в воздухе разливался этот запах, который ни с чем не спутать.
— Смотри, смотри! Я по запаху поняла… а тебе пальцем ткнуть надо, — она говорила так строго, что голос был ужасно похож на матушкин. — Тут полно земляники! Можешь собрать себе и сесть рядом со мной.
— Хорошо…
— И ни слова про матушку.
Айри так смешно нахмурила брови и сверкнула глазами, что Дик неуверенно улыбнулся:
— Тогда ни слова про задаваку.
неведомый нёх в декорациях «сердца зверя» для Клофелия: пусть Алва все-таки что-нибудь приготовит. можно для Дика, можно, чтоб Дик просто рядом вертелся и офигевал. флаффа или романса не получилось, получилось «третья физика пишет про еду»
ок. 550 слов, как-бы-джен…в этот раз вопрос звучит неожиданно:
— Вы вообще едите?
— Я… н-нет… я только…
— Пьёте. Ваша скорбь, конечно, похвальна, но пьяницы из Окделлов так себе получаются.
— Как вы…
— Смею-смею. Когда вы последний раз ели, юноша? Не мнитесь, отвечайте.
— Я…
— Не помните. Хорошо.
— Куда вы?..
— Боитесь, что уйду? Не бойтесь. За мной.
Дик покорно плетётся за гостем. Он-то, конечно, лучше, чем… чем многие, кто мог бы прийти, но зачем начинать с оскорблений? Хотя он без оскорблений, наверное, просто не может.
— О чём вы думаете? Здесь кладбище какое-то, юноша.
— Зачем вы…
— Привёл вас сюда? Юноша, один молодой человек однажды, прямо, представьте, на моих глазах, решил покончить с собой. Он был в армии и способ выбрал соответственный. Спокойно наблюдать за этим мне не хотелось и я вмешался. Тоже избрав соответственный способ. Вы, юноша, сейчас морите себя голодом, а я спасаю вас от этого малоприятного и долгого самоубийства.
— А тот молодой человек…
— Потом всё равно погиб. И вы, скорей всего, тоже долго не протянете. Но от голода или от пьянства умереть я вам не дам.
Дик сидит на жёсткой табуретке в углу и наблюдает.
— Это яблоко или айва?
— Не знаю.
— Представим, что айва.
— А это?.. Чем оно было при жизни?
— Не…
— Я понял.
— Поглядим, что осталось в этих мешках.
— Едва ли что-то съедобное.
— Ошибаетесь. Здесь, кстати, не так много живых червяков… а если окатить кипятком, то их совсем не останется. Разведите огонь.
— Дров нет. Сгнили все, когда…
— Вы сидите на отличных дровах. О, специи!
— Я не буду…
— Будете. И разломайте уже эту табуретку!
— И сухофрукты есть. Любопытно, почему крысы на них не позарились?
Табуретка сколочена на совесть, и Дик ломает её очень долго. Но потом дерево вспыхивает быстро, и столь же быстро закипает вода.
— Это похоже на… вяленое мясо. Очаровательно! Дайте мне кипятка. Не облейтесь. И принесите вина, только не выпейте по пути.
— Я не…
— Не хотите уходить? Не бойтесь, я не исчезну. И пожар не устрою. Можно сказать, я привязан к этому дому.
Когда Дик возвращается, в котелке уже что-то булькает. И пахнет больше не гнилью, а чем-то приятным. Он сначала делает глоток из бутылки, а потом остатки вина выливает в котелок.
— Готово. Это вяленое мясо — редкая гадость. Но, возможно, специи, вино и сухофрукты напомнят ему его прежний вкус.
— Я не буду…
— Будете, юноша. Это не отрава, поверьте.
— Там всё сгнило.
— Всё, что сгнило, я выбросил.
— Ладно, я съем это, но только если… если вы…
— Если я буду ужинать с вами? Не много ли просите?
— Только при этом условии.
— Есть в доме… хм, врага? Не достаточно ли то, что я спасаю этого врага от голодной смерти?
— Только… при этом условии. Иначе я всё выброшу.
— Вы невозможны.
— Я…
— Ладно-ладно, уговорили. Кстати, вы будете пить воду. Никаких возражений.
Потушенное с сухофруктами и кусочками айвы мясо кажется Дику невероятно вкусным. Как у него получилось что-то съедобное?.. Впрочем, неудивительно. Его гость… его гость умеет всё на свете. Но всё-таки — поделенного на двоих — ужина очень мало. В кладовой когда-то были хорошие запасы, которые подолгу хранились там, но теперь в этом доме гниёт все, что не успели унести слуги.
И Дик тоже — как будто гниёт, сходит с ума, забывает себя в ночных кошмарах.
Но тут он прерывает поток саможалений:
— С утра велите слугам принести нормальной еды, ясно?
— Но…
— Если слуги разбежались, найдите новых. Которые не разбегутся.
— Но…
— И не растащат ничего отсюда. И не смейте голодать.
для astrella: о, я хочу адмиралов))) в декорациях Стар Трека)))
получилось кратко, и я удалила описания космических боёв, т.к. это было бы скучно читать))))
ок. 270 слов, джен1.
Можно молчать, можно отвечать — итог один: он будет болтать и болтать, не унимаясь. И ещё ходит по каюте всё время, хоть бы ненадолго присел. Возможно, сведения о землянах неполны и заговаривание врага до смерти — это способ казни. Или изощрённая пытка.
И о чём, о чём он болтает!
— Я, признаться, удивился, когда увидел вашего адъютанта. Мне они без надобности, но по должности положено… так я всегда прошу себе симпатичных девушек. Чтобы хотя бы глаз радовали. А у вас парень. Если я, конечно, ничего не путаю… Любопытно, по вашим меркам, можно ли его назвать привлекательным?
Ррууппеерррт сидит неподвижно, и только взгляд выдаёт его чувства. Мальчику ещё нужно учиться сдержанности. С другой стороны, земляне не разбираются в том, как выражают чувства другие расы. Взять хотя бы их мнение о вулканцах, как о холодных и бездушных созданиях.
— Впрочем, — продолжает землянин, — ваши женщины вообще не идут во флот, верно? Космос не для них… Отвлекают?
Молчание — более достойно, а подобные беседы поддерживать тем более нельзя.
— Впрочем, ладно. Сменим тему, а то сюда явится кто-нибудь и снова начнёт мне выговаривать, что мои представления о женщинах застряли в середине двадцатого века. Как бы вас разговорить?.. Знаете…
2.
— …знаете, как вас называют в Звёздном флоте?
Дриксенианец молчит.
— Кальдмеер. Немного похоже на ваше имя, но можно выговорить.
Молчит, упрямец.
— Это значит что-то вроде «холодное море». Наверное, как-то связано с вашими глазами… У вас есть моря на вашей планетке?
Молчит, молчит, проклятый холоднокровный упрямец!
— Некоторые ещё не мудрствуют и зовут вас Ледяной. А это, очевидно, из-за характера.
— В моём имени, — наконец отвечает, — действительно есть корень, означающий «лёд».
— А, так дело не в глазах!..
— И не в характере.
драбблом это уже назвать никак нельзя… разве что по новым меркам, где драббл — это до тысячи слов))) ну, пусть будет маленький-маленький мини)) для Амелия Б.: Ричард Окделл. Заплести таки эру Рокэ косу.
бестолковый флафф, кстати
ок. 1000 слов, флаффУтро было раннее, и солнце светило очень ярко. Возвращаясь с утреннего фехтования с Алвой, Дик решил заглянуть на конюшню, чтобы проведать Сону, которая накануне, похоже, чувствовала себя не слишком хорошо. Подходя к конюшне, он услышал голоса конюхов:
— …в руку толщиной?
— Точно говорю.
— Да уж… хорош сочинять-то! Соберано, конечно… о, дор Рикардо!
Конюхи выглядели так, словно их поймали на месте преступления, но Дик знал: слуги обожают Алву и не стали бы дурно говорить о нём. Но тогда почему они так смутились и замолчали?
— Вы обсуждали монсеньора? — спросил Дик, надеясь, что вопрос прозвучал достаточно строго.
Старший конюх поджал губы, а младший — который говорил про «в руку толщиной» — быстро-быстро заморгал и выпалил:
— Я говорил, что если соберано косу заплести, то она будет в руку толщиной.
Старший конюх звонко стукнул ладонью по лбу.
— Вот как. — Ответ был таким невинным, что Дик даже растерялся. — Я зашёл проведать Сону. Вчера…
— Да, дор. Панчо недоглядел и в сено попала плохая трава. Но сегодня всё в порядке. Я уж проследил.
Мориска обрадовалась, заметив хозяина. Когда только она успела привязаться к нему? Он-то ясно — такую прекрасную лошадь нельзя не полюбить, пусть даже она из конюшен Алвы. Дик погладил чёрную гриву. Коса в руку толщиной? Да у кого так бывает? Вот разве что гриву Соне заплести… В окошко конюшни лился солнечный свет, чёрная грива ярко блестела, и Дик моргал, потому что от раннего подъёма и солнечного света слезились глаза.
* * *
— Коса, юноша? А вы выдумщик, я погляжу.
Дик не помнил, как очутился в доме и не просто в доме, а в комнате Алвы. Или, во всяком случае, в комнате той половины дома, где он ни разу ещё не бывал.
— Это не я, это…
— Не перекладывайте своё любопытство на чужие плечи. Пусть полежит на ваших. Значит, коса?
— Н-н-ну…
— Ну-ну. Хотите знать, бывают ли такие густые волосы?
— М-м-м…
— Так вперёд, Ричард. Любопытство — порой весьма достойное качество. Порой его просто необходимо удовлетворять. Вперёд, вперёд.
И Алва присел на ручку кресла, повернувшись спиной к Дику и откинув волосы назад. В окно комнаты лился белый утренний свет, и в гладких чёрных волосах запутались лучи солнца. Чувствуя, что пальцы сводит то ли от ужаса, то ли от нетерпения, Дик провёл рукой по волосам монсеньора. Гладкие, но не мягкие, как и должно быть — мягкими могут быть волосы женщины, но никак не мужчины и воина. Но какие же гладкие! Как блестящий, текучий шёлк рубашки Алвы. Деревянными пальцами Дик разделил волосы на три прядки, каждая из которых в отдельности уже могла бы стать предметом гордости какой-нибудь провинциальной красавицы. Разделил, разгладил, старясь ни в коем случае не коснуться головы — это бы выглядело так, будто он гладит Алву по голове! И начал перекладывать чёрные пряди, заплетая косу.
И едва он закончил, как Алва поинтересовался:
— Вы думаете, Соне понравится новая причёска?
* * *
— …новая… что? — Дик заморгал и принялся тереть глаза.
— Причёска. Очаровательная коса, юноша. Но впредь не будьте таким соней.
— Да, конечно…
Как он мог заснуть, обняв Сону? Да ещё и косичку начать плести? Что ему снилось?.. Что-то о косах что-то связанное с болтовнёй конюхов… Дик огляделся, заметив в углу конюшни Панчо. Тот сосредоточенно чинил седло и не смотрел ни на кого. Неужели, он боялся, что Дик расскажет Алве про разговоры конюхов? Какое ему, герцогу Окделлу, дело до них?.. Но что же ему снилось?.. Косы…
— Опять задремали?
Алва никуда не ушёл, он так и стоял в дверях, наблюдая то за Панчо, то за Диком. И, наверное, забавлялся.
— А!.. Простите. Мне нужно идти.
— Нет-нет, погодите-ка. Я подозреваю, что здесь за моей спиной произошёл некий сговор. И сейчас вы пойдёте со мной и поделитесь подробностями.
Даже затылок Панчо, казалось, выдохнул в облегчении. Чего нельзя было сказать о Дике. Ничего ужасного, прямо сказать, ни он, ни слуги не обсуждали, но если Алва спросит… если ему придёт в голову — как было во сне — предложить проверить! Эр Август предупреждал о странностях Рокэ Алвы, предупреждал, что он способен на что угодно! Сердце Дика стучало как ненормальное, а в животе скрутился противный комок.
— …но заплетать косы? Не проще ли состричь, если так уж мешает? — рассуждал тем временем Алва. — Или это было сделано из соображений красоты? Тогда уверяю вас, их естественную красоту не…
Дальше слушать это и переживать было просто невозможно и Дик выпалил:
— Слуги говорили о вас! Не о лошадях.
— Обо мне? — Алва остановился посреди коридора недалеко от лестницы, ведущей на второй этаж.
— О том, что если ваши волосы заплести, они… коса получится очень толстой.
— В самом деле? Никогда не задумывался. Что ж, юноша, заговор раскрыт. Можете идти.
Наверное, смесь облегчения, разочарования и желания поспать ещё часов пять подействовала как стакан вина — развязала язык и придала храбрости, которую верней было бы назвать безрассудством. Потому что Дик не развернулся и ушёл, а пробормотал:
— То есть вы не знаете… и хотите проверить?..
Алва поднял бровь. Но Дика уже ничто не могло остановить:
— Вы эе говорили, что любопытство — это достойное качество. И его порой надо… удовлетворять.
— Я бы так не сказал. — Дику показалось, что Алва вот-вот засмеется. — Удовлетворять качество… нет, точно не сказал бы. Но суть этой мысли всё же заслуживает более пристального рассмотрения. Значит, коса?
— Да.
— В руку толщиной, наверное?
— Да.
— Выясняйте.
И Алва сел прямо на лестницу. Дик неуверенно поднялся на несколько ступенек выше и тоже сел. Получилось точно, как в том мимолётном сновидении в конюшне — чёрные, гладкие, упругие пряди, в которые так приятно было запустить мгновенно одеревеневшие пальцы. И коса получилась толстой — может, его, Дика, запястье, было немного шире, но если бы Алва снял перчатку и позволил сравнить со своим собственным запястьем, то…
— Часто плели косы дома? — поинтересовался Алва. — Я уже боялся, что вы мне все волосы выдерете, а даже не почувствовал.
— Иногда… сестре.
Айрис иногда — вдали от матушки — распускала волосы и бегала так, но потом именно Дику приходилось мучиться, чтобы собрать её волосы в прежнюю тугую причёску.
— Вы полны скрытых талантов. Как-нибудь надо будет как следует их поискать. Кстати, вы в самом деле решили, что они говорили о косах?
С этими словами Алва ушёл, оставив Дика сидеть на лестнице в полной растерянности.
с вас ключ, персонажи.
условияключом пусть лучше будет ситуация или слово/словосочетание. по песням/стихам я не умею практически.
канон знаю условно, ОТП не разбиваю, стёб (любой) не пишу (т.е. пишу, но очень по вдохновению), гадости про Окделлов не пишу, кто мне особенно не нравится, вы тоже, думаю, в курсе.
алвадики или просто про Дика идёт первым в очереди на исполнение))
с человека по одному пожеланию)) для начала))
даже если мы с вами не общаемся, не стесняйтесь)
начинаю исполнять))
детишки — это, кажется, то, что идёт впереди даже алвадиков, недавно я даже в откровенно шипперский фик проволокла детский образ))) поэтому в любом случае первый драббл — для рокэалвалюб: Дик/Айрис — «надорская земляника», не гет (виснет техника), можно при живом Эгмонте
живого Эгмонта не получилось
ок. 600 слов, джен— Матушка говорила…
— Мне всё равно! Всё равно!
Айри задыхалась от слёз и от бега. Но от слёз и от бега — можно, это не страшно. Главное, чтобы болезнь не нагнала её сейчас, скакали мысли Дика, едва поспевавшего за разъярённой сестрой, которой злость всегда придавала сил.
Они давно уже выскочили за двор замка и сейчас мчались где-то среди деревьев, Дик едва понимал, где и в какую сторону. Хорошо, что лето и темнеет поздно. Дорогу назад они найдут. Сейчас только бы её остановить…
— Но…. Айри, погоди!
— Отстань! Ты за неё! Ты тоже!..
— Айри!..
— Конечно! Приятно, да, когда называют гер… герцогом?!
— Айри!
Она бежала, легко перепрыгивая через стволы деревьев, заросшие мхом, через едва видные овражки, однажды она неудачно ступила в ручей и намочила подол платья, но даже не заметила этого. Дик же старался смотреть под ноги, а потому бежал медленно.
— Задавака!
— Айри, я не…
— Тоже нудишь про долг! Повторяла!
— Айри, я…
Дик последовал за сестрой, потому что чувствовал себя виноватым в её ссоре с матушкой. Почему он не остановил её вовремя, он ведь раньше заметил, что вошла герцогиня Мирабелла, вошла — и услышала громкий смех Айрис. А смех сейчас запрещён, он давно запрещён, как и пение, как и просто громкие разговоры. А Айрис не могла не смеяться, не могла тихо говорить. Хорошо, пела и танцевала редко, или матушка точно заперла бы её на неделю, да ещё на хлеб и воду посадила бы.
Веселье оскорбляет память отца, без конца твердит матушка. Дик понимал и не понимал это. Сам он уже давно не смеялся — просто не мог, дело было не в запретах. Даже от мысли о простой улыбке сводило губы, а сердце сжималось от горя, которое не так-то легко пережить. Но Айрис не такая. Ей нужно громко говорить и громко веселиться. Отцу бы не понравилось то, как матушка обращается с ней, точно не понравилось бы.
Наверное, нужно собраться с силами, догнать сестру и сказать ей это. Но собраться с силами снова не удалось: ручей, через который Айрис перемахнула не глядя, Дик переходил осторожно. А когда перешёл, то сестры уже не было видно.
Дик сел на сухой плоский камень на берегу и закричал:
— Айри, послушай! Вернись! Матушка… я не согласен с ней! Айри! И я не задавака! Вернись!
Он ещё долго звал и вертел головой в надежде, что Айрис появится наконец среди деревьев, но она не появлялась. Когда она вернётся, думал Дик, ей нужно будет объяснить… нужно будет сказать… но от быстрого бега и от беспокойства мысли мешались.
«Нужно поискать её», — решил он, отдышавшись.
Стараясь не шуметь, Дик пошёл в том же направлении, где исчезла сестра. Тёмно-серое платье не так-то легко разглядеть, но хорошо, платье не зелёное! Если не шуметь, если не спугнуть её… она тоже где-то остановилась уже — никто не может так долго бежать без отдыха…
— Дикон, иди сюда!
Впереди, на поваленном дереве, сидела Айрис. Если бы она не позвала, Дик, наверное, и не заметил бы её, так он был погружён в беспокойные мысли.
— Айри, — он кинулся к сестре. — Зачем ты пряталась?
— Я не пряталась. Смотри под ноги!
Дик остановился и уставился на сапоги, а потом на траву под ногами. Не траву! Резные листочки скрывали под собой яркие ягоды. И — как он сам не заметил — в воздухе разливался этот запах, который ни с чем не спутать.
— Смотри, смотри! Я по запаху поняла… а тебе пальцем ткнуть надо, — она говорила так строго, что голос был ужасно похож на матушкин. — Тут полно земляники! Можешь собрать себе и сесть рядом со мной.
— Хорошо…
— И ни слова про матушку.
Айри так смешно нахмурила брови и сверкнула глазами, что Дик неуверенно улыбнулся:
— Тогда ни слова про задаваку.
неведомый нёх в декорациях «сердца зверя» для Клофелия: пусть Алва все-таки что-нибудь приготовит. можно для Дика, можно, чтоб Дик просто рядом вертелся и офигевал. флаффа или романса не получилось, получилось «третья физика пишет про еду»
ок. 550 слов, как-бы-джен…в этот раз вопрос звучит неожиданно:
— Вы вообще едите?
— Я… н-нет… я только…
— Пьёте. Ваша скорбь, конечно, похвальна, но пьяницы из Окделлов так себе получаются.
— Как вы…
— Смею-смею. Когда вы последний раз ели, юноша? Не мнитесь, отвечайте.
— Я…
— Не помните. Хорошо.
— Куда вы?..
— Боитесь, что уйду? Не бойтесь. За мной.
Дик покорно плетётся за гостем. Он-то, конечно, лучше, чем… чем многие, кто мог бы прийти, но зачем начинать с оскорблений? Хотя он без оскорблений, наверное, просто не может.
— О чём вы думаете? Здесь кладбище какое-то, юноша.
— Зачем вы…
— Привёл вас сюда? Юноша, один молодой человек однажды, прямо, представьте, на моих глазах, решил покончить с собой. Он был в армии и способ выбрал соответственный. Спокойно наблюдать за этим мне не хотелось и я вмешался. Тоже избрав соответственный способ. Вы, юноша, сейчас морите себя голодом, а я спасаю вас от этого малоприятного и долгого самоубийства.
— А тот молодой человек…
— Потом всё равно погиб. И вы, скорей всего, тоже долго не протянете. Но от голода или от пьянства умереть я вам не дам.
Дик сидит на жёсткой табуретке в углу и наблюдает.
— Это яблоко или айва?
— Не знаю.
— Представим, что айва.
— А это?.. Чем оно было при жизни?
— Не…
— Я понял.
— Поглядим, что осталось в этих мешках.
— Едва ли что-то съедобное.
— Ошибаетесь. Здесь, кстати, не так много живых червяков… а если окатить кипятком, то их совсем не останется. Разведите огонь.
— Дров нет. Сгнили все, когда…
— Вы сидите на отличных дровах. О, специи!
— Я не буду…
— Будете. И разломайте уже эту табуретку!
— И сухофрукты есть. Любопытно, почему крысы на них не позарились?
Табуретка сколочена на совесть, и Дик ломает её очень долго. Но потом дерево вспыхивает быстро, и столь же быстро закипает вода.
— Это похоже на… вяленое мясо. Очаровательно! Дайте мне кипятка. Не облейтесь. И принесите вина, только не выпейте по пути.
— Я не…
— Не хотите уходить? Не бойтесь, я не исчезну. И пожар не устрою. Можно сказать, я привязан к этому дому.
Когда Дик возвращается, в котелке уже что-то булькает. И пахнет больше не гнилью, а чем-то приятным. Он сначала делает глоток из бутылки, а потом остатки вина выливает в котелок.
— Готово. Это вяленое мясо — редкая гадость. Но, возможно, специи, вино и сухофрукты напомнят ему его прежний вкус.
— Я не буду…
— Будете, юноша. Это не отрава, поверьте.
— Там всё сгнило.
— Всё, что сгнило, я выбросил.
— Ладно, я съем это, но только если… если вы…
— Если я буду ужинать с вами? Не много ли просите?
— Только при этом условии.
— Есть в доме… хм, врага? Не достаточно ли то, что я спасаю этого врага от голодной смерти?
— Только… при этом условии. Иначе я всё выброшу.
— Вы невозможны.
— Я…
— Ладно-ладно, уговорили. Кстати, вы будете пить воду. Никаких возражений.
Потушенное с сухофруктами и кусочками айвы мясо кажется Дику невероятно вкусным. Как у него получилось что-то съедобное?.. Впрочем, неудивительно. Его гость… его гость умеет всё на свете. Но всё-таки — поделенного на двоих — ужина очень мало. В кладовой когда-то были хорошие запасы, которые подолгу хранились там, но теперь в этом доме гниёт все, что не успели унести слуги.
И Дик тоже — как будто гниёт, сходит с ума, забывает себя в ночных кошмарах.
Но тут он прерывает поток саможалений:
— С утра велите слугам принести нормальной еды, ясно?
— Но…
— Если слуги разбежались, найдите новых. Которые не разбегутся.
— Но…
— И не растащат ничего отсюда. И не смейте голодать.
для astrella: о, я хочу адмиралов))) в декорациях Стар Трека)))
получилось кратко, и я удалила описания космических боёв, т.к. это было бы скучно читать))))
ок. 270 слов, джен1.
Можно молчать, можно отвечать — итог один: он будет болтать и болтать, не унимаясь. И ещё ходит по каюте всё время, хоть бы ненадолго присел. Возможно, сведения о землянах неполны и заговаривание врага до смерти — это способ казни. Или изощрённая пытка.
И о чём, о чём он болтает!
— Я, признаться, удивился, когда увидел вашего адъютанта. Мне они без надобности, но по должности положено… так я всегда прошу себе симпатичных девушек. Чтобы хотя бы глаз радовали. А у вас парень. Если я, конечно, ничего не путаю… Любопытно, по вашим меркам, можно ли его назвать привлекательным?
Ррууппеерррт сидит неподвижно, и только взгляд выдаёт его чувства. Мальчику ещё нужно учиться сдержанности. С другой стороны, земляне не разбираются в том, как выражают чувства другие расы. Взять хотя бы их мнение о вулканцах, как о холодных и бездушных созданиях.
— Впрочем, — продолжает землянин, — ваши женщины вообще не идут во флот, верно? Космос не для них… Отвлекают?
Молчание — более достойно, а подобные беседы поддерживать тем более нельзя.
— Впрочем, ладно. Сменим тему, а то сюда явится кто-нибудь и снова начнёт мне выговаривать, что мои представления о женщинах застряли в середине двадцатого века. Как бы вас разговорить?.. Знаете…
2.
— …знаете, как вас называют в Звёздном флоте?
Дриксенианец молчит.
— Кальдмеер. Немного похоже на ваше имя, но можно выговорить.
Молчит, упрямец.
— Это значит что-то вроде «холодное море». Наверное, как-то связано с вашими глазами… У вас есть моря на вашей планетке?
Молчит, молчит, проклятый холоднокровный упрямец!
— Некоторые ещё не мудрствуют и зовут вас Ледяной. А это, очевидно, из-за характера.
— В моём имени, — наконец отвечает, — действительно есть корень, означающий «лёд».
— А, так дело не в глазах!..
— И не в характере.
драбблом это уже назвать никак нельзя… разве что по новым меркам, где драббл — это до тысячи слов))) ну, пусть будет маленький-маленький мини)) для Амелия Б.: Ричард Окделл. Заплести таки эру Рокэ косу.
бестолковый флафф, кстати
ок. 1000 слов, флаффУтро было раннее, и солнце светило очень ярко. Возвращаясь с утреннего фехтования с Алвой, Дик решил заглянуть на конюшню, чтобы проведать Сону, которая накануне, похоже, чувствовала себя не слишком хорошо. Подходя к конюшне, он услышал голоса конюхов:
— …в руку толщиной?
— Точно говорю.
— Да уж… хорош сочинять-то! Соберано, конечно… о, дор Рикардо!
Конюхи выглядели так, словно их поймали на месте преступления, но Дик знал: слуги обожают Алву и не стали бы дурно говорить о нём. Но тогда почему они так смутились и замолчали?
— Вы обсуждали монсеньора? — спросил Дик, надеясь, что вопрос прозвучал достаточно строго.
Старший конюх поджал губы, а младший — который говорил про «в руку толщиной» — быстро-быстро заморгал и выпалил:
— Я говорил, что если соберано косу заплести, то она будет в руку толщиной.
Старший конюх звонко стукнул ладонью по лбу.
— Вот как. — Ответ был таким невинным, что Дик даже растерялся. — Я зашёл проведать Сону. Вчера…
— Да, дор. Панчо недоглядел и в сено попала плохая трава. Но сегодня всё в порядке. Я уж проследил.
Мориска обрадовалась, заметив хозяина. Когда только она успела привязаться к нему? Он-то ясно — такую прекрасную лошадь нельзя не полюбить, пусть даже она из конюшен Алвы. Дик погладил чёрную гриву. Коса в руку толщиной? Да у кого так бывает? Вот разве что гриву Соне заплести… В окошко конюшни лился солнечный свет, чёрная грива ярко блестела, и Дик моргал, потому что от раннего подъёма и солнечного света слезились глаза.
* * *
— Коса, юноша? А вы выдумщик, я погляжу.
Дик не помнил, как очутился в доме и не просто в доме, а в комнате Алвы. Или, во всяком случае, в комнате той половины дома, где он ни разу ещё не бывал.
— Это не я, это…
— Не перекладывайте своё любопытство на чужие плечи. Пусть полежит на ваших. Значит, коса?
— Н-н-ну…
— Ну-ну. Хотите знать, бывают ли такие густые волосы?
— М-м-м…
— Так вперёд, Ричард. Любопытство — порой весьма достойное качество. Порой его просто необходимо удовлетворять. Вперёд, вперёд.
И Алва присел на ручку кресла, повернувшись спиной к Дику и откинув волосы назад. В окно комнаты лился белый утренний свет, и в гладких чёрных волосах запутались лучи солнца. Чувствуя, что пальцы сводит то ли от ужаса, то ли от нетерпения, Дик провёл рукой по волосам монсеньора. Гладкие, но не мягкие, как и должно быть — мягкими могут быть волосы женщины, но никак не мужчины и воина. Но какие же гладкие! Как блестящий, текучий шёлк рубашки Алвы. Деревянными пальцами Дик разделил волосы на три прядки, каждая из которых в отдельности уже могла бы стать предметом гордости какой-нибудь провинциальной красавицы. Разделил, разгладил, старясь ни в коем случае не коснуться головы — это бы выглядело так, будто он гладит Алву по голове! И начал перекладывать чёрные пряди, заплетая косу.
И едва он закончил, как Алва поинтересовался:
— Вы думаете, Соне понравится новая причёска?
* * *
— …новая… что? — Дик заморгал и принялся тереть глаза.
— Причёска. Очаровательная коса, юноша. Но впредь не будьте таким соней.
— Да, конечно…
Как он мог заснуть, обняв Сону? Да ещё и косичку начать плести? Что ему снилось?.. Что-то о косах что-то связанное с болтовнёй конюхов… Дик огляделся, заметив в углу конюшни Панчо. Тот сосредоточенно чинил седло и не смотрел ни на кого. Неужели, он боялся, что Дик расскажет Алве про разговоры конюхов? Какое ему, герцогу Окделлу, дело до них?.. Но что же ему снилось?.. Косы…
— Опять задремали?
Алва никуда не ушёл, он так и стоял в дверях, наблюдая то за Панчо, то за Диком. И, наверное, забавлялся.
— А!.. Простите. Мне нужно идти.
— Нет-нет, погодите-ка. Я подозреваю, что здесь за моей спиной произошёл некий сговор. И сейчас вы пойдёте со мной и поделитесь подробностями.
Даже затылок Панчо, казалось, выдохнул в облегчении. Чего нельзя было сказать о Дике. Ничего ужасного, прямо сказать, ни он, ни слуги не обсуждали, но если Алва спросит… если ему придёт в голову — как было во сне — предложить проверить! Эр Август предупреждал о странностях Рокэ Алвы, предупреждал, что он способен на что угодно! Сердце Дика стучало как ненормальное, а в животе скрутился противный комок.
— …но заплетать косы? Не проще ли состричь, если так уж мешает? — рассуждал тем временем Алва. — Или это было сделано из соображений красоты? Тогда уверяю вас, их естественную красоту не…
Дальше слушать это и переживать было просто невозможно и Дик выпалил:
— Слуги говорили о вас! Не о лошадях.
— Обо мне? — Алва остановился посреди коридора недалеко от лестницы, ведущей на второй этаж.
— О том, что если ваши волосы заплести, они… коса получится очень толстой.
— В самом деле? Никогда не задумывался. Что ж, юноша, заговор раскрыт. Можете идти.
Наверное, смесь облегчения, разочарования и желания поспать ещё часов пять подействовала как стакан вина — развязала язык и придала храбрости, которую верней было бы назвать безрассудством. Потому что Дик не развернулся и ушёл, а пробормотал:
— То есть вы не знаете… и хотите проверить?..
Алва поднял бровь. Но Дика уже ничто не могло остановить:
— Вы эе говорили, что любопытство — это достойное качество. И его порой надо… удовлетворять.
— Я бы так не сказал. — Дику показалось, что Алва вот-вот засмеется. — Удовлетворять качество… нет, точно не сказал бы. Но суть этой мысли всё же заслуживает более пристального рассмотрения. Значит, коса?
— Да.
— В руку толщиной, наверное?
— Да.
— Выясняйте.
И Алва сел прямо на лестницу. Дик неуверенно поднялся на несколько ступенек выше и тоже сел. Получилось точно, как в том мимолётном сновидении в конюшне — чёрные, гладкие, упругие пряди, в которые так приятно было запустить мгновенно одеревеневшие пальцы. И коса получилась толстой — может, его, Дика, запястье, было немного шире, но если бы Алва снял перчатку и позволил сравнить со своим собственным запястьем, то…
— Часто плели косы дома? — поинтересовался Алва. — Я уже боялся, что вы мне все волосы выдерете, а даже не почувствовал.
— Иногда… сестре.
Айрис иногда — вдали от матушки — распускала волосы и бегала так, но потом именно Дику приходилось мучиться, чтобы собрать её волосы в прежнюю тугую причёску.
— Вы полны скрытых талантов. Как-нибудь надо будет как следует их поискать. Кстати, вы в самом деле решили, что они говорили о косах?
С этими словами Алва ушёл, оставив Дика сидеть на лестнице в полной растерянности.
Если все-таки можно-можно...
остальным — ок)))
жестоко
но душа моя просит романтики, так что я всеми лапами за эту заявку))))
можно в контексте военный поход, можно туристический, например, где-нибудь на Родине Рокэ
Вы не знаете, как называлься край до заселения Надорэа?
рокэалвалюб, Вы не знаете, как называлься край до заселения Надорэа?
*нищастно* нет
R.H.Remy, ооок)
« Банды Нью-Йорк»!! Рокэ -Мясник, Дик - Амстердам, папа Эгмонт -священник Валлон
*отползает в сторону полей*
мои познания про мафию ограничиваются серией «стар трека» «доля в деле»
ru.wikipedia.org/wiki/Банды_Нью-Йорка
Алвадик, конечно
тока я ключи придумывать не умею(((ну хотя бы - на суде Дик не смог обвинить Алву. И шо из этого вышло.
Хотела было вчера добавить - "и без ангста", но подумала, что заявка это сама подразумевает