от нуля до восьмидесяти парашютов
Пятая сказка из книги Питера Кэшорали «Волшебные сказки. Традиционные истории, пересказанные для геев» (Peter Cashorali "Fairy Tales. Traditional Stories Retold for Gay Men", Harper SanFransisco, 1995). (Остальные — по тэгу)).
Источник сюжета тут тоже очевиден — «Гензель и Гретель» прежде всего, но и сказки других народов про детей в лесу и ведьму.
Переводят господин в клетчатом, Графиня Ллойд и Yves_.
Переводчицы никакой выгоды не извлекают)
Сказка эта вызывает у меня противоречивые чувства)) но из песни слова не выкинешь)
Гензель и Гретель
Жили-были двое детей и их родители в домике на опушке Великого Леса. Родители обращались с детьми плохо. Кто знает почему? Может, и с ними самими родители обращались плохо, а они продолжили семейную традицию. А может, им вообще не стоило заводить детей, и с кошкой они были бы гораздо счастливее. Но детям-то было всё равно – их то не замечали, то мучили.
читать дальшеДевочка, по имени Гретель, понимала что к чему и могла о себе позаботиться. Когда в доме сгущались тучи, она это чувствовала и спешила убраться с дороги. В результате её чаще не замечали, чем мучили. Но мальчик, по имени Гензель, был замкнутым и мечтательным. Единственным спасением для него были мечты и старые киножурналы, которые не всегда помогали. И его чаще мучили, чем не замечали.
Брат и сестра очень любили друг друга. Хотя у них не было друзей, они не скучали и не грустили без них. Гретель, которую родители не замечали, была рада чувствовать, что нужна брату, а Гензель был благодарен сестре, что она приглядывала за ним.
Однажды безлунной ночью, когда все спали, мать села в кровати, открыла один глаз и сказала:
— Пора избавиться от детей.
Отец тоже сел в кровати, открыл один глаз и сказал:
— Я думаю, ты права. А как?
Мать долго и напряжённо смотрела во тьму. Наконец она сказала:
— Мы отведём их в лес и оставим там.
Отец согласился:
— Хорошая идея.
Затем они закрыли глаза и уснули, а когда проснулись утром, никто из них не помнил этот разговор.
Но вот отец выглянул в окно: чёрные облака стаями неслись по небу. Ветер завывал, как человек, которому только что сообщили ужасные известия.
— Какой прекрасный день, — заметил отец. – Давай прогуляемся с детьми в лесу.
— И правда, чудесная мысль, — сказала мать. – Я заверну с собой обед.
Отец сказал детям собираться, потому что они пойдут на прогулку все вместе. Гретель сразу поняла, что тут дело нечисто, потому что они никогда ничего не делали всей семьёй. Она вывела брата на улицу.
— Наполни свои карманы белой галькой, — сказала она ему.
— А что такое? – полюбопытствовал Гензель.
— Они нас берут на прогулку, — сказала ему сестра. – Думаю, они попытаются нас потерять.
Итак, Гензель наполнил карманы.
Когда мать завернула обед, на что много времени не ушло, семья отправилась в лес. Вскоре они оказались в лесной чаще. Гензель, который ненавидел лес, стал ещё более замкнутым, чем обычно. Гретель держала его за руку. Каждые пару шагов она шептала: «Сейчас!», чтобы Гензель бросал камешек.
Когда они прошли уже довольно много, родители усадили Гензеля и Гретель рядышком на поваленное дерево.
— Дети, мы с мамой пойдём соберём дров, — сказал отец.
— Ждите нас здесь, — сказала мать, — вот ваш обед. Не ешьте его прямо сейчас.
Только они отвернулись и даже ещё десяти шагов не сделали, как забыли, что у них вообще были дети. Теперь они думали, что в лес пришли за дровами. Потому они подобрали несколько палок и отнесли их домой.
Когда родители пропали из виду, дети встали и пошли туда, где лежал последний белый камешек. И камешки, которые тускло светились под деревьями, убегали сквозь лес прямо к родительскому дому.
— Стоит ли нам возвращаться? – спросил Гензель.
— Не думаю, — ответила Гретель, — Давай посмотрим, что нам завернули на обед.
Но в бумажном пакете оказался только шоколадный батончик. Гретель не была сладкоежкой. А вот Гензель всегда мечтал о сладостях, но никогда их не получал. Он с удовольствием съел свою половинку батончика, а потом и половинку Гретель, поскольку знал, что она не будет возражать. Затем они взялись за руки и зашагали вперёд, повернувшись спиной к той стороне, откуда пришли.
Они были в Великом Лесу, также известном как Бесконечный Лес для тех, кому не посчастливилось потеряться в нём. И это подтвердит любой, кто терялся там, если конечно, вам удастся найти кого-то, кто там оказался и смог выбраться назад. Но такие люди встречаются редко: деревья в этом лесу росли густо, листья над головой почти не пропускали солнечный свет, многие тропинки вели в глубь леса, а наружу – всего несколько.
Дети шли весь день, пока сумерки постепенно не превратились в полный мрак, а животные, которые охотятся по ночам, не преступили к этому занятию. Гензель сильно нервничал, а Гретель, хоть она и уверяла, что всё будет хорошо, тоже немного беспокоилась.
Вдруг они увидели, что между стволами деревьев впереди мелькает свет. Они поспешили туда изо всех сил и наконец вышли на поляну. Там они увидели круг прожекторов на высоких чёрных стойках, а в нём другой круг – из камер на операторских тележках. Шла запись, но оператора нигде не было видно. Но самым удивительным был домик посреди полянки, который снимали камеры и на который были направлены прожекторы. Домик этот целиком состоял из конфет.
— Конфеты! – воскликнул Гензель. Он пробежал мимо камер прямо к дому и отломил от него кусочек.
— Карамель в шоколадной глазури! – закричал он. И начал уплетать за обе щёки. Гретель, которая предпочла бы что-нибудь горячее, подошла с некоторым колебанием.
— Давай, — сказал Гензель с набитым ртом, — останемся здесь навсегда.
— Ну, — начала было Гретель с сомнением, но больше ничего она сказать не успела, потому что в этот момент леденцовая дверь из макадамии открылась, и на пороге появилась дама.
Какой она была красоткой! Высоко начёсанные платиновые волосы, боа из белого меха и платье, рассыпающее тысячи бликов в лучах прожекторов. Она не была молода, и лицо её носило отпечаток былых трагедий, подобно тому, как пустыня носит следы океана. Дама даже не заметила Гретель, но проникновенно заглянула в глаза Гензелю и сказала:
— Ты. – Как будто именно его она ждала всю свою жизнь. Голос её напоминал сигаретный дым, чёрные шёлковые чулки и бессонные ночи.
— Да, — согласился Гензель и забыл про еду.
— Входи, — пригласила дама, — всё готово. И Гензель вошёл в домик.
Затем дама взглянула на Гретель – и выражение её лица изменилось, словно Гретель только что пошутила.
— Ничего особенного, не так ли, дорогуша? – сказала она. – Но ты всё-таки тоже заходи, а то скоро похолодает.
Гретель дама не понравилась, но она зашла за братом.
И изнутри ей домик тоже не понравился. Он, правда, не был сделан из конфет, как снаружи, но Гретель стало неуютно из-за темноты, пыли и беспорядка. Сигарета, дымящаяся в пепельнице, вот-вот упала бы на столик, и Гретель погасила её.
— Оставь всё так, как есть, дорогуша. Здесь всё так, как я люблю.
Затем она повернулась к Гензелю и сказала своим волшебным голосом, предназначенным только для него:
— Иди сюда, и давай поболтаем.
Гензель проследовал за дамой через весь дом, который оказался намного, намного больше внутри, чем снаружи, в её примерочную. Её прекрасные платья висели в шкафу как спящие ангелы, и вот дама села за столик перед тремя зеркалами.
— Садись поудобнее, — сказала она. — Расскажи мне о себе.
Гензель сел в маленькое кресло, заваленное подушками.
— А кто же ты? — спросил Гензель, и дама рассмеялась. Её смех очаровывал, и больше всего на свете Гензель хотел бы смеяться так же.
— Мы подружимся, — сказала дама. — Ты любишь магию? — и не дожидаясь ответа, она открыла баночку с кремом, увлажнила им лицо и вытерла остатки салфеткой. — Так, — сказала она, — кем бы мне быть? — она достала карандаши, кисточки и баночки с тенями. Пара штрихов — и лицо её преобразилось. Такие лица Гензель видел то ли в своих киножурналах, то ли во сне. — Хотел бы ты этому научиться?
— О да, — выдохнул Гензель, — но смогу ли я?
Дама подвинулась и похлопала ладонью по месту рядом с собой на скамеечке. И Гензель подошёл и сел рядом с ней. Сначала она коснулась карандашом его глаз, затем кисточкой, и когда Гензель посмотрел на своё отражение в трюмо, его глаза были в точности как у неё. Он был счастлив.
— Я могу рассказать тебе столько секретов, — доверительно сообщила ему дама, и за следующие дни Гензель учился у неё всему.
Гретель же между тем делать было нечего. Единственное подходящее занятие — разгрести весь бардак, в котором жила дама, — было под запретом. Стоило ей провести пальцем по пыли, как дама появлялась со словами: «Оставь всё на своём месте. Всё так, как я люблю». Больше всего на свете Гретель не хватало чувства, что она нужна брату, который теперь проводил всё своё время с дамой. Гретель видела, что он менялся день ото дня, словно дама отъедала от него по кусочку.
Однажды после обеда, когда дети пробыли в домике гораздо дольше, чем Гретель хотела бы, она пришла к Гензелю, который сидел перед трюмо и экспериментировал с кистями и баночками теней.
— Нам нужно бежать, — сказала Гретель в спешке.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Гензель, сосредоточенный на линии, которую он рисовал на одном из век.
Гретель взглянула в среднее зеркало и увидела, что у её брата глаза этой дамы.
— Она превращает тебя в себя, — сказала Гретель печально.
— Нет, не думаю. Она учит меня, как стать звездой, — он откинулся назад и посмотрел на себя в зеркало. Ему показалось, что человек в зеркале прекрасен. Такой человек не стал бы бояться того, чего боялся Гензель. И он сказал:
— Сегодня она посвятит меня в секрет того, как ходить на каблуках. Я не могу сейчас уйти.
Затем вернулась дама и села рядом с ним на скамеечку. Гретель не могла больше говорить с Гензелем.
Она знала, что именно ей придётся спасать брата. Понаблюдав, Гретель поняла, что единственная слабость дамы — её тщеславие. По правде говоря, эта слабость скорее питала, чем губила её, потому что по вечерам, когда дети ужинали, дам никогда ничего не ела. На-против, она жила вниманием и восхищением Гензель. Размышляя об этом, Гретель придумала план.
В день предполагаемого побега Гретель пришла на кухню, вытащила все противни из духовки и принялась мыть их как можно быстрее. И только она начала, как дама появилась со словами: «Оставь всё так, как есть, дорогуша. Здесь всё так, как я люблю».
— Ой, извините, я забыла, — затем она расширила глаза, как будто бы видела даму впервые, и сказала, — ой, да вы же кинозвезда, правда?
Трудно сказать, кем была дама, но в своё время она определённо побывала кинозвездой, вернее сказать, несколькими. Потому она сказала:
— Да, полагаю, да, — и впервые она улыбнулась Гретель.
— На самом деле, — продолжила Гретель, — вы снимались в моём самом любимом фильме.
— Правда? — изумилась дама, и вдруг заговорила тем волшебным голосом, каким обращалась к Гензель. — И что за фильм?
— Королева в печи, — ответила Гретель. — Я его пять раз посмотрела. Вы в нём великолепны! — и Гретель скрестила пальцы, надеясь, что её план сработает.
Дама, конечно, блистала во многих фильмах, но и под дулом пистолета она не смогла бы вспомнить свою роль в «Королеве в печи». Она даже не слышала об этом фильме. Но устоять перед похвалой Гретель не смогла и сказала:
— О да, мне пришлось потрудиться для этой роли, — и дама замолчала, надеясь услышать ещё больше комплиментов.
— А знаете, какая у меня любимая сцена? — спросила Гретель. — До сих пор мурашки по коже! Это финальная сцена, где вражеские солдаты врываются в замок, а вы бежите в кухню.
— В кухню? — повторила дама, воображая себе это.
— Ваши воины в меньшинстве, ваше королевство в огне, а вы предпочитаете смерть бесчестию, — сказала Гретель.
— Да, — вскричала дама, захваченная историей.
— Дверца печи открыта, и вы, не сомневаясь, бросаетесь в неё, — сказала Гретель, не сводя глаз с дамы, а затем стала напевать трагическую, но торжественную мелодию.
— Конечно! — закричала в полном восторге дама. — Мой погребальный костёр и могильный памятник! — она так увлеклась, что полезла в духовку с воплем «Прощайте!».
И как только дама оказалась внутри, Гретель захлопнула дверцу, подпёрла её стулом, чтобы её нельзя было открыть, и включила огонь на всю мощность. Затем она пошла искать Гензеля.
Он сидел перед трюмо в длинном блестящем платье дамы и выбирал парик, ведь его волосы были слишком короткими. Он выбрал парик того же цвета, что его волосы, и как раз примерял его, когда ворвалась Гретель.
— Мы свободны! — задыхаясь, сказала она.
— Конечно, мы свободны, — сказал Гензель, разглаживая и взбивая парик.
— Нет же! — нетерпеливо начала объяснять Гретель. — Теперь мы можем бежать. Я засунула ведьму в её собственную печь.
— Нет! — закричал Гензель и побежал на кухню с огромной скоростью, ведь он знал, как бегать на высоких каблуках. Но когда он открыл дверцу печи, там ничего не было. — Нам нужно найти её, — сказал он. И пока Гретель в сомнениях шла за ним, он обследовал каждую комнату домика. Но дамы нигде не было. Наконец, когда он зашёл в примерочную и прошёл мимо трюмо, он увидел её. У неё были высоко взбитые волосы, свет дробился и танцевал на её платье, и какой же она была красоткой! Когда Гензель радостно улыбнулся ей, она улыбнулась в ответ, и когда он поднял руку к лицу, она подняла руку в прощальном жесте.
— Ух ты, я звезда, — изумлённо сказал он. — В самом деле, пора уходить, — он на-кинул белое боа и пошёл к двери.
— А что же я? — печально спросила Гретель.
Гензель обернулся. Да, она, конечно, не блистала, но он подумал, как же она умна, что заманила даму в печь. А потому он сказал:
— Будешь моим импрессарио.
Когда они вдвоём открыли леденцовую дверь со вкусом макадамии, они увидели тропинку, которая вела из Великого леса. На другом её конце, крохотный, но сверкающий многими огнями, был виден другой город. Над городом прожекторы полосовали небо, словно объявляя восход новой звезды. И так, держась за руки, Гензель и Гретель отправились вместе в путь.
Источник сюжета тут тоже очевиден — «Гензель и Гретель» прежде всего, но и сказки других народов про детей в лесу и ведьму.
Переводят господин в клетчатом, Графиня Ллойд и Yves_.
Переводчицы никакой выгоды не извлекают)
Сказка эта вызывает у меня противоречивые чувства)) но из песни слова не выкинешь)
Гензель и Гретель
Жили-были двое детей и их родители в домике на опушке Великого Леса. Родители обращались с детьми плохо. Кто знает почему? Может, и с ними самими родители обращались плохо, а они продолжили семейную традицию. А может, им вообще не стоило заводить детей, и с кошкой они были бы гораздо счастливее. Но детям-то было всё равно – их то не замечали, то мучили.
читать дальшеДевочка, по имени Гретель, понимала что к чему и могла о себе позаботиться. Когда в доме сгущались тучи, она это чувствовала и спешила убраться с дороги. В результате её чаще не замечали, чем мучили. Но мальчик, по имени Гензель, был замкнутым и мечтательным. Единственным спасением для него были мечты и старые киножурналы, которые не всегда помогали. И его чаще мучили, чем не замечали.
Брат и сестра очень любили друг друга. Хотя у них не было друзей, они не скучали и не грустили без них. Гретель, которую родители не замечали, была рада чувствовать, что нужна брату, а Гензель был благодарен сестре, что она приглядывала за ним.
Однажды безлунной ночью, когда все спали, мать села в кровати, открыла один глаз и сказала:
— Пора избавиться от детей.
Отец тоже сел в кровати, открыл один глаз и сказал:
— Я думаю, ты права. А как?
Мать долго и напряжённо смотрела во тьму. Наконец она сказала:
— Мы отведём их в лес и оставим там.
Отец согласился:
— Хорошая идея.
Затем они закрыли глаза и уснули, а когда проснулись утром, никто из них не помнил этот разговор.
Но вот отец выглянул в окно: чёрные облака стаями неслись по небу. Ветер завывал, как человек, которому только что сообщили ужасные известия.
— Какой прекрасный день, — заметил отец. – Давай прогуляемся с детьми в лесу.
— И правда, чудесная мысль, — сказала мать. – Я заверну с собой обед.
Отец сказал детям собираться, потому что они пойдут на прогулку все вместе. Гретель сразу поняла, что тут дело нечисто, потому что они никогда ничего не делали всей семьёй. Она вывела брата на улицу.
— Наполни свои карманы белой галькой, — сказала она ему.
— А что такое? – полюбопытствовал Гензель.
— Они нас берут на прогулку, — сказала ему сестра. – Думаю, они попытаются нас потерять.
Итак, Гензель наполнил карманы.
Когда мать завернула обед, на что много времени не ушло, семья отправилась в лес. Вскоре они оказались в лесной чаще. Гензель, который ненавидел лес, стал ещё более замкнутым, чем обычно. Гретель держала его за руку. Каждые пару шагов она шептала: «Сейчас!», чтобы Гензель бросал камешек.
Когда они прошли уже довольно много, родители усадили Гензеля и Гретель рядышком на поваленное дерево.
— Дети, мы с мамой пойдём соберём дров, — сказал отец.
— Ждите нас здесь, — сказала мать, — вот ваш обед. Не ешьте его прямо сейчас.
Только они отвернулись и даже ещё десяти шагов не сделали, как забыли, что у них вообще были дети. Теперь они думали, что в лес пришли за дровами. Потому они подобрали несколько палок и отнесли их домой.
Когда родители пропали из виду, дети встали и пошли туда, где лежал последний белый камешек. И камешки, которые тускло светились под деревьями, убегали сквозь лес прямо к родительскому дому.
— Стоит ли нам возвращаться? – спросил Гензель.
— Не думаю, — ответила Гретель, — Давай посмотрим, что нам завернули на обед.
Но в бумажном пакете оказался только шоколадный батончик. Гретель не была сладкоежкой. А вот Гензель всегда мечтал о сладостях, но никогда их не получал. Он с удовольствием съел свою половинку батончика, а потом и половинку Гретель, поскольку знал, что она не будет возражать. Затем они взялись за руки и зашагали вперёд, повернувшись спиной к той стороне, откуда пришли.
Они были в Великом Лесу, также известном как Бесконечный Лес для тех, кому не посчастливилось потеряться в нём. И это подтвердит любой, кто терялся там, если конечно, вам удастся найти кого-то, кто там оказался и смог выбраться назад. Но такие люди встречаются редко: деревья в этом лесу росли густо, листья над головой почти не пропускали солнечный свет, многие тропинки вели в глубь леса, а наружу – всего несколько.
Дети шли весь день, пока сумерки постепенно не превратились в полный мрак, а животные, которые охотятся по ночам, не преступили к этому занятию. Гензель сильно нервничал, а Гретель, хоть она и уверяла, что всё будет хорошо, тоже немного беспокоилась.
Вдруг они увидели, что между стволами деревьев впереди мелькает свет. Они поспешили туда изо всех сил и наконец вышли на поляну. Там они увидели круг прожекторов на высоких чёрных стойках, а в нём другой круг – из камер на операторских тележках. Шла запись, но оператора нигде не было видно. Но самым удивительным был домик посреди полянки, который снимали камеры и на который были направлены прожекторы. Домик этот целиком состоял из конфет.
— Конфеты! – воскликнул Гензель. Он пробежал мимо камер прямо к дому и отломил от него кусочек.
— Карамель в шоколадной глазури! – закричал он. И начал уплетать за обе щёки. Гретель, которая предпочла бы что-нибудь горячее, подошла с некоторым колебанием.
— Давай, — сказал Гензель с набитым ртом, — останемся здесь навсегда.
— Ну, — начала было Гретель с сомнением, но больше ничего она сказать не успела, потому что в этот момент леденцовая дверь из макадамии открылась, и на пороге появилась дама.
Какой она была красоткой! Высоко начёсанные платиновые волосы, боа из белого меха и платье, рассыпающее тысячи бликов в лучах прожекторов. Она не была молода, и лицо её носило отпечаток былых трагедий, подобно тому, как пустыня носит следы океана. Дама даже не заметила Гретель, но проникновенно заглянула в глаза Гензелю и сказала:
— Ты. – Как будто именно его она ждала всю свою жизнь. Голос её напоминал сигаретный дым, чёрные шёлковые чулки и бессонные ночи.
— Да, — согласился Гензель и забыл про еду.
— Входи, — пригласила дама, — всё готово. И Гензель вошёл в домик.
Затем дама взглянула на Гретель – и выражение её лица изменилось, словно Гретель только что пошутила.
— Ничего особенного, не так ли, дорогуша? – сказала она. – Но ты всё-таки тоже заходи, а то скоро похолодает.
Гретель дама не понравилась, но она зашла за братом.
И изнутри ей домик тоже не понравился. Он, правда, не был сделан из конфет, как снаружи, но Гретель стало неуютно из-за темноты, пыли и беспорядка. Сигарета, дымящаяся в пепельнице, вот-вот упала бы на столик, и Гретель погасила её.
— Оставь всё так, как есть, дорогуша. Здесь всё так, как я люблю.
Затем она повернулась к Гензелю и сказала своим волшебным голосом, предназначенным только для него:
— Иди сюда, и давай поболтаем.
Гензель проследовал за дамой через весь дом, который оказался намного, намного больше внутри, чем снаружи, в её примерочную. Её прекрасные платья висели в шкафу как спящие ангелы, и вот дама села за столик перед тремя зеркалами.
— Садись поудобнее, — сказала она. — Расскажи мне о себе.
Гензель сел в маленькое кресло, заваленное подушками.
— А кто же ты? — спросил Гензель, и дама рассмеялась. Её смех очаровывал, и больше всего на свете Гензель хотел бы смеяться так же.
— Мы подружимся, — сказала дама. — Ты любишь магию? — и не дожидаясь ответа, она открыла баночку с кремом, увлажнила им лицо и вытерла остатки салфеткой. — Так, — сказала она, — кем бы мне быть? — она достала карандаши, кисточки и баночки с тенями. Пара штрихов — и лицо её преобразилось. Такие лица Гензель видел то ли в своих киножурналах, то ли во сне. — Хотел бы ты этому научиться?
— О да, — выдохнул Гензель, — но смогу ли я?
Дама подвинулась и похлопала ладонью по месту рядом с собой на скамеечке. И Гензель подошёл и сел рядом с ней. Сначала она коснулась карандашом его глаз, затем кисточкой, и когда Гензель посмотрел на своё отражение в трюмо, его глаза были в точности как у неё. Он был счастлив.
— Я могу рассказать тебе столько секретов, — доверительно сообщила ему дама, и за следующие дни Гензель учился у неё всему.
Гретель же между тем делать было нечего. Единственное подходящее занятие — разгрести весь бардак, в котором жила дама, — было под запретом. Стоило ей провести пальцем по пыли, как дама появлялась со словами: «Оставь всё на своём месте. Всё так, как я люблю». Больше всего на свете Гретель не хватало чувства, что она нужна брату, который теперь проводил всё своё время с дамой. Гретель видела, что он менялся день ото дня, словно дама отъедала от него по кусочку.
Однажды после обеда, когда дети пробыли в домике гораздо дольше, чем Гретель хотела бы, она пришла к Гензелю, который сидел перед трюмо и экспериментировал с кистями и баночками теней.
— Нам нужно бежать, — сказала Гретель в спешке.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Гензель, сосредоточенный на линии, которую он рисовал на одном из век.
Гретель взглянула в среднее зеркало и увидела, что у её брата глаза этой дамы.
— Она превращает тебя в себя, — сказала Гретель печально.
— Нет, не думаю. Она учит меня, как стать звездой, — он откинулся назад и посмотрел на себя в зеркало. Ему показалось, что человек в зеркале прекрасен. Такой человек не стал бы бояться того, чего боялся Гензель. И он сказал:
— Сегодня она посвятит меня в секрет того, как ходить на каблуках. Я не могу сейчас уйти.
Затем вернулась дама и села рядом с ним на скамеечку. Гретель не могла больше говорить с Гензелем.
Она знала, что именно ей придётся спасать брата. Понаблюдав, Гретель поняла, что единственная слабость дамы — её тщеславие. По правде говоря, эта слабость скорее питала, чем губила её, потому что по вечерам, когда дети ужинали, дам никогда ничего не ела. На-против, она жила вниманием и восхищением Гензель. Размышляя об этом, Гретель придумала план.
В день предполагаемого побега Гретель пришла на кухню, вытащила все противни из духовки и принялась мыть их как можно быстрее. И только она начала, как дама появилась со словами: «Оставь всё так, как есть, дорогуша. Здесь всё так, как я люблю».
— Ой, извините, я забыла, — затем она расширила глаза, как будто бы видела даму впервые, и сказала, — ой, да вы же кинозвезда, правда?
Трудно сказать, кем была дама, но в своё время она определённо побывала кинозвездой, вернее сказать, несколькими. Потому она сказала:
— Да, полагаю, да, — и впервые она улыбнулась Гретель.
— На самом деле, — продолжила Гретель, — вы снимались в моём самом любимом фильме.
— Правда? — изумилась дама, и вдруг заговорила тем волшебным голосом, каким обращалась к Гензель. — И что за фильм?
— Королева в печи, — ответила Гретель. — Я его пять раз посмотрела. Вы в нём великолепны! — и Гретель скрестила пальцы, надеясь, что её план сработает.
Дама, конечно, блистала во многих фильмах, но и под дулом пистолета она не смогла бы вспомнить свою роль в «Королеве в печи». Она даже не слышала об этом фильме. Но устоять перед похвалой Гретель не смогла и сказала:
— О да, мне пришлось потрудиться для этой роли, — и дама замолчала, надеясь услышать ещё больше комплиментов.
— А знаете, какая у меня любимая сцена? — спросила Гретель. — До сих пор мурашки по коже! Это финальная сцена, где вражеские солдаты врываются в замок, а вы бежите в кухню.
— В кухню? — повторила дама, воображая себе это.
— Ваши воины в меньшинстве, ваше королевство в огне, а вы предпочитаете смерть бесчестию, — сказала Гретель.
— Да, — вскричала дама, захваченная историей.
— Дверца печи открыта, и вы, не сомневаясь, бросаетесь в неё, — сказала Гретель, не сводя глаз с дамы, а затем стала напевать трагическую, но торжественную мелодию.
— Конечно! — закричала в полном восторге дама. — Мой погребальный костёр и могильный памятник! — она так увлеклась, что полезла в духовку с воплем «Прощайте!».
И как только дама оказалась внутри, Гретель захлопнула дверцу, подпёрла её стулом, чтобы её нельзя было открыть, и включила огонь на всю мощность. Затем она пошла искать Гензеля.
Он сидел перед трюмо в длинном блестящем платье дамы и выбирал парик, ведь его волосы были слишком короткими. Он выбрал парик того же цвета, что его волосы, и как раз примерял его, когда ворвалась Гретель.
— Мы свободны! — задыхаясь, сказала она.
— Конечно, мы свободны, — сказал Гензель, разглаживая и взбивая парик.
— Нет же! — нетерпеливо начала объяснять Гретель. — Теперь мы можем бежать. Я засунула ведьму в её собственную печь.
— Нет! — закричал Гензель и побежал на кухню с огромной скоростью, ведь он знал, как бегать на высоких каблуках. Но когда он открыл дверцу печи, там ничего не было. — Нам нужно найти её, — сказал он. И пока Гретель в сомнениях шла за ним, он обследовал каждую комнату домика. Но дамы нигде не было. Наконец, когда он зашёл в примерочную и прошёл мимо трюмо, он увидел её. У неё были высоко взбитые волосы, свет дробился и танцевал на её платье, и какой же она была красоткой! Когда Гензель радостно улыбнулся ей, она улыбнулась в ответ, и когда он поднял руку к лицу, она подняла руку в прощальном жесте.
— Ух ты, я звезда, — изумлённо сказал он. — В самом деле, пора уходить, — он на-кинул белое боа и пошёл к двери.
— А что же я? — печально спросила Гретель.
Гензель обернулся. Да, она, конечно, не блистала, но он подумал, как же она умна, что заманила даму в печь. А потому он сказал:
— Будешь моим импрессарио.
Когда они вдвоём открыли леденцовую дверь со вкусом макадамии, они увидели тропинку, которая вела из Великого леса. На другом её конце, крохотный, но сверкающий многими огнями, был виден другой город. Над городом прожекторы полосовали небо, словно объявляя восход новой звезды. И так, держась за руки, Гензель и Гретель отправились вместе в путь.
Вопрос: прочитала!
1. +1 | 5 | (100%) | |
Всего: | 5 |
У меня складывается впечатление, что автор не очень любит женщин
простите)))Перевод, как всегда, великолепный!
но сказка какая-то странная и да, незаконченная.
это очень интересная интерпретация, надо подумать!
Мы вчера обсуждали эту сказу, но ни к чему не пришли, а мне всё кажется, что она тоскливая, потому что Гензель ведь не находит себя (как Красавчик из прошлой сказки — вот там уж про обретение своего характера и воли), а просто становится Ведьмой-2, а сюжет про «убил дракона → стал драконом» всё-таки обычно не счастливые.
да, с Красавчиком и Чудовищем было однозначно и потому в тупик не заводило.
читать дальше
интернальной гомофобиивстрече со страхом перед своим отличием от других, принятии себя икаминаутепризнании другим, потом идут различные сказки о нахождении себя, своей...м... идентичности? саморелизации? вот тут социализация затронута, к примеру.посмотрим, что в следующих сказках и будет ли послесловие.