[настоящий дунадан с батареей]

Выберите 500 или больше слов из моего любого фика, и я напишу вам так называемые DVD-комментарии, то есть, о чём я думала, когда писала, почему именно был написан этот кусок, о чём в этот момент думают герои, почему именно такой набор слов, есть ли в этом кусочке какие-то тайные отсылы и куда и так далее.

энибади?

а ещё я бы что-нибудь начитала и выложила сюда, но только что-то конкретное (и на русском)) у самой плохо получается придумывать))

Comments

[fufajka 2.0]

мимими
я выбрала, правда, всего 35о-и-одно))))

Стараясь двигаться помедленней и не высовываться из-за штор, Дейв приблизился к окну и тут же отпрянул: в грудь ему ощутимо ткнулся острый конец длинного зонтика.

— Я с оружием.

— Ты с зонтиком.

На другом (видимо, тупом) конце «оружия» обнаружился насмерть перепуганный Курт.

— Не приближайся.

— Тогда какого хрена ты здесь?

— Поговорить.

— Иди на хрен спать, а то нос опухнет.

— Ты мне угрожаешь? — Зонтик (видимо, как раз угрожающе) дрогнул.

Дейв схватил зонтик и с силой рванул, Курт с каким-то жалобным писком упал на подоконник и выпустил «оружие». Остальное — за шкирку втащить придурка в комнату — не представляло труда.

— Отдай зонтик, боров! — С квадратными от страха глазами этот угрожающий вопль сочетался плохо.

— Лови. — Дейв небрежно пнул «оружие» в сторону Курта. — Так зачем ты припёрся?

— Я же сказал, — пробормотал Курт, вновь выставив вперёд проклятый зонтик, — загладить вину. Считай это свиданием.

— А, хорошо, — неожиданно для себя выдал Дейв, — тогда на чём мы там остановились в последний раз?

— На бензопиле, кажется, — зонтик дрожал от страха владельца, который просто-таки весь трясся. И правильно трясся: если он думал, что раз так легко манипулировал Дейвом на расстоянии, через нелепые сообщения и приторный флирт, то сможет удержать ситуацию под контролем, когда декорации станут куда более зримыми, значит, вместо мозгов у него дерьмо куриное.

— Я не о твоих суицидальных мечтах, придурок.

— Я не склонен к суициду. А ты о чём тогда?

— Убери зонтик, Курт.

— Нет!

— Тогда придётся с зонтиком, — пожал плечами Дейв, теряя нить рассуждений, поскольку вечно она терялась в присутствии Курта, подменяясь какими-то чересчур простыми понятиями, вспышками, реакциями, эмоциями — но не связными мыслями, ни единой связной мысли, они попросту отрубались. Отказывала логика, тормоза — все достижения этой блажной цивилизации с её покалеченными представлениями о любви и романтике, все схемы поведения отключались. Оставался жар, оставалось только как можно сильнее сократить дистанцию.

И как раз это, несмотря на все протесты Курта («Тише, весь дом перебудишь»), представлялось сейчас самым правильным и, о-боже-мой, естественным, нормальным («Ты чокнутый, на первом свидании даже не целуются!») и послать куда подальше все кодексы поведения, которыми напичканы дурные головы («Поцелуи у нас уже пройденный этап»), созданные насквозь пропитанными цинизмом, изверившимися, деградировавшими до флирта отбросами («Свидания нужны, чтобы узнавать друг друга поближе, чтобы решить…»).




а про начитку я смотрю на тебя с укоооором Т.Т

[Графиня Ллойд]

344 замечательных слова

— Не грызи ногти!
Тони с удовольствием шлёпнула бы Джинни по руке, но чем она тогда будет лучше?
Они сидели на кровати, откуда Джинни сбросила на пол все книги, тетрадки, исписанные листы бумаги, промокашки и перья. Экзамен позади и (по выражению самой Джинни) «это барахло» им нескоро понадобится.
— Мои ногти, хочу и грызу.
— Это некрасиво. И я не только о том, что это выглядит некрасиво.
Джинни вздохнула и аккуратно положила руки на колени. Правда, обкусанные ногти, синие и жёлтые пятна на манжетах с образом хорошей девочки не вязались. Но Джинни это не останавливало.
— Мы можем, — с самой невинной улыбочкой начала она, — поговорить, например, об экзаменах. Довольна ли ты своим результатом, Антуанетта?
— Мне он пока неизвестен, Гвиневра, — в тон ей ответила Тони. Джинни закатила глаза:
— Хорошо, а тем, как написала, довольна?
— Вполне.
— Я тоже. Хотя, — Джинни, забывшись, почесала затылок (а Тони скривилась), — пару выражений профессор найдёт неподобающими.
— Только пару? — приподняла бровь Тони. Джинни не выдержала и расхохоталась, упав на кровать, — слишком долго быть хорошей девочкой не получалось.
— Ты плохо обо мне думаешь, Тони! Да, тогда я назвала королеву Викторию старой перечницей, но только в черновике и небездоказательно! Знать не знаю, кто подсунул его профессору.
Тони опустила глаза, улыбнувшись. Джинни сама же и подкинула этот черновик на профессорский стол, а догадаться, кто автор возмутительных (и возмутительно неопровержимых) рассуждений о королеве Виктории, сложности не представляло.
Джинни тем временем подсела ближе к Тони.
— Сегодня мы можем гулять хоть целый день, да?
— Да.
Кудряшки Джинни торчали во все стороны. Ещё бы — она то и дело их ерошит, и Тони задумчиво разглядывала их. Конечно, они сегодня смогут гулять хоть до поздней ночи.
— Дотемна? Посидим у речки? — продолжила Джинни.
— Дотемна, хорошо. — Джинни в последнее время спрашивала о мелочах вроде совместных прогулок с такой настойчивой горячностью, что Тони делалось неловко.
— Возьмёшь бутерброды, а я… ну, я принесу воды, хорошо?
— Да.
— Отлично, договорились!
На пару мгновений Джинни повисла на шее у Тони.
— Только не забудь, а о на воздухе всегда страшно есть хочется.
Тони, конечно, не забудет, а вот у Джинни с собой бутылки воды не окажется, но послеэкзаменационный вечер они проведут очень хорошо.

[miraizo]

А у меня — 381 слово.)

Дверной колокольчик мелодично зазвенел. Владелец магазина “Твилфит и Таттинг” мистер Таттинг, до того погруженный в невеселые размышления, встрепенулся. Он не ждал посетителей так рано.

— Доброе утро!

— О, — выдавил из себя мистер Таттинг, глядя снизу вверх на высокого посетителя в темно-зеленой мантии, на взгляд мистера Таттинга, просто превосходной. — Доброе утро, сэр. Не ожидал...

— Разумеется, — он печально покачал головой, — сейчас вообще сложно чего-то ожидать. Но, надеюсь, сюрприз получился приятный.

— Вы же...

Но колокольчик вновь зазвенел, и мистер Таттинг, слегка подпрыгнув, развернулся к распахнувшейся двери.

— Уже открылись! — невысокая полная ведьма, одна из них, самодовольно оглядываясь, вошла в магазин. — Я пришла вернуть мантию. Брат сказал, что она мне не идет.

Мистер Таттинг бросил на нее ошалелый взгляд: мантию эту она купила почти месяц назад, и от тех денег ничего не осталось, а сегодня в кассе не наберется нужной суммы:

— Но мне казалось, мэм, что вы...

— Вот, — она швырнула на низкий столик, где расположена касса, толстый сверток, кое-как перевязанный потертой веревкой. Мистер Таттинг слабо вскрикивает: неужели мантия испорчена? Но она была очень дорогой... “Уродливой и безвкусной, — справедливости ради отмечает мистер Таттинг, — потому невелика потеря!” А ведьма со звериным взглядом прибавила: — И верните мне деньги немедленно.

— Но, мэм, — мистер Таттинг почувствовал, что бледнеет: воспоминания о судьбе старшего компаньона были более чем свежи в голове нынешнего единственного владельца магазина, — сегодня я не смогу вернуть вам всю сумму.

— Как это не сможете? — взвизгнула клиентка. — Я требую! Иначе...

— Мистер Таттинг, — вмешался внезапно посетитель, о котором перепуганный владелец магазина совершенно забыл, — не поможете ли вы...

Клиентка бросила на высокого седобородого посетителя — мистер Таттинг не поверил своим глазам — перепуганный взгляд. Конечно, профессор Дамблдор — а это был именно он — внушал многим уважение, но кто может напугать их?

— Я приду позже, — прошипела она. И вылетела из магазина, позабыв сверток с мантией.

Мистер Таттинг быстро закрыл дверь и запер ее.

— Я хотел купить себе мантию, — совершенно игнорируя, что владелец магазина перепуган насмерть, заявил Альбус Дамблдор. — И я не собираюсь возвращать вам ее через месяц, поверьте, мистер Таттинг.

— М-мантию? А, мантию! Да... сейчас!

— Дело в том, что сегодня мой день рождения. Согласитесь, сто лет — это дата, которую стоит отметить покупкой достойного наряда.

Мистер Таттинг слабо вскрикнул, чувствуя себя отчего-то совершенно измученным, и пошел подбирать мантии, которые могли бы подойти владельцу столь прекрасного темно-зеленого одеяния. Справедливости ради стоило признать, что день — впервые за многие месяцы — начался неплохо.