сейчас мне даже оправдаться, кроме стандартного «автор был нищастен и вот написал», нечем)) это типа про то же, про что был этот драббл, но при участии других персонажей. здесь не хватает ещё двух элементов, но их я пока не додумала, там что будут позже. а вообще такое я могу до бесконечности.

называется «Lamentation»
G, неправильные драбблы
персонажи разные
саммари: события одной июньской ночи 1997 года
посвящается Хельгина, если она не против))
автор я

Запретный лес

читать дальше— Сегодня будет самая долгая ночь.
— Ты не в себе, Магориан. Сейчас лето, самая долгая ночь зимой.

Но Магориан не слышит ни его, ни шорохов в лесу. Он мог бы, но звёздная музыка этой ночью важней, она всегда важней. Магориан смотрит на звёзды и думает, что они сегодня слишком высоко, слишком тускло светят, слишком отчуждены. Магориан знает их имена — не человеческие, смешные, имена в честь несуществовавших богов (хотя и они ему известны), а настоящие, те, назвав которые, можно говорить со звёздами. Главное перечислять их в правильном порядке, но кентавру известен этот порядок.

— Самая долгая ночь — сегодня, Бейн. Ты ошибёшься, если возразишь мне.
— Звёздам, — резко отвечает Бейн, — нет дела до людских проблем… и потерь.

Бейн не смотрит на небо. Он чутко прислушивается к каждому шороху великого леса. Кто-то идёт среди деревьев. Кто-то, без фонаря, вслепую, но он знает лес как свои пять пальцев и прошёл бы по нему с завязанными глазами. Невольно Бейн кривит губы. Полувеликан, не способный двух слов связать без запинки, знает лес лучше кентавра. Полувеликан идёт к своему ещё более глупому брату, чтобы рассказать о страшной утрате, постигшей их. Их всех.

— Это Хагрид, — замечает Магориан.
— Да.

Магориан не слушает лес, он смотрит на звёзды, далёкие и чужие сегодня. И когда Бейн скрывается в темноте, Магориан неслышно начинает называть звёзды по именам, чтобы, когда они станут ближе и ярче, рассказать им об утрате постигшей их. Их всех.

Кабинет

читать дальше

Кабанья голова

читать дальшеВ чистеньком заведении бродяги не собирались бы, в заведении с хорошей репутацией — тоже, а в «Кабаньей голове» были немытые окна и пыль по углам, в «Кабаньей голове» у стульев иногда отваливались ножки, а крышки столов никогда не отмывались дочиста, в «Кабаньей голове» пахло плохим пивом и грязной одеждой, а ещё здесь то и дело вспыхивали ссоры и случались дуэли по самым нечестным правилам.

Аберфорту всегда это было не по душе, но каждый чем-то жертвует, ничего не поделаешь, зато в хорошие дни бродяги стекались сюда толпами. Обсуждали последние сплетни: кто где раздобыл очередной запрещённый артефакт, кто кому продал очередную запрещённую когтистую и зубастую зверушку, кто что слышал об опасных местах, о собирающихся по тёмным углам змеях, о крысах, которых уничтожает неведомый хищник…

Аберфорт всегда внимательно слушал их, а потом, если слышал что-то важное, отправлял брату сову, чтоб тот явился поговорить. Приходил он не всегда, иногда возвращалась сова, и в ответной записке Аберфорт читал, что сведения его никому не нужны, потому что известны всякому мальчишке в Хогвартсе.

Этой ночью Аберфорт сам ждал сову или визитёра, не брата, кого-то другого. Он стоял на пороге опустевшей «Кабаньей головы» и смотрел на небо. Он видел чёрную метку над школой, и знал, что она значит. Аберфорт не чувствовал горечи, только злость. Завтра бродяги снова соберутся в «Кабаньей голове», и он услышит сотню самых необыкновенных версий того, что случилось в школе. И каждый болван не поленится и скажет о «величайшем волшебнике современности». А Аберфорт будет или молчать, или поддакивать. Каждый чем-то жертвует.
Аберфорту не хотелось возвращаться к себе, потому что он точно знал, что сейчас в его комнатушке на портрете плакала белокурая девочка.

Смотрите также